Нашим завхозам не хватало разума, сил и мужества держать пресс многочисленных генералов, руководителей, проверяющих, немилосердно и постоянно дравших их. Вылез - терпи, плетью не гнали, но они, как жидкость в поршне, лишь передавали давление вниз, чего система от них и требовала. Механика осложнялась подчиненьем разным инстанциям, главным из которых нередко оказывалась ведомственно чуждая нам комендатура. Посему в очередной раз мало кто обратил внимания на рядовое зачитывание:
-- ...Задержать автомашину ВАЗ-2106 белого цвета госзнак С645КХ 95-го региона, в которой может находиться сотрудник милиции Арсаев Юнади Саламбекович либо преступник, имеющий документы на его имя. Соблюдать осторожность ввиду наличия у него оружия, в случае задержания сообщить на "Утес".
Это был радиопозывной комендатуры. Формально ловлей кого-либо с рассылкой сыскных листов занимались ОВД, куда отправляли всех пойманных, исходить же требования по уголовным делам либо оперативная информация могли откуда угодно из сети подразделений и служб, опутавших край тотчас по его замирению. Бытие власти для самой себя, а не упорядочения и облегчения народной жизни, отчетливо демонстрировалось здесь наличием бесчисленных структур управления населением, половина которого голодала. До розыска же какой-то машины нам откровенно было мало дела. Высматривать ее до пучения глаз вряд ли кто собирался, ибо только идиот, натворив что-то, поедет открыто через посты...
К концу первой смены, когда наплыв ослаб, я глянул в ориентировки, иметь представление на случай проверок. Когда зевота рвет пасть, тяжко запоминать что-либо, не больно и хотелось, но лишних нареканий старался избегать. В конце была подколота утренняя, ксерокопированный листок с ручным текстом косыми печатными буквами; "временник" и то шлепал цидулы на компе и почти без ошибок. Организация на нуле, а командиров... Вспомнился крик вечером раньше в эфире, запойный начштаб после кому-то говорил: разведка гоняла по темноте белую "шестеру", да упустила. Местные полицаи, кстати, вполне могли ехать поздно со службы и не остановиться средь чиста поля или развалин на сигнал военных, периодически ставивших выдвижные посты - замашки у тех были далеки от светских, а любой чех только враг. Оккупационные будни, хотя нам что...
Сутки прошли непримечательно и обыкновенно. Кого-то для проформы взяли в плен за просроченную справку взамен паспорта, сгинувшего в пекле войны, одного бойца сняли с поста бухим. Ненастный отсыпной день тек вяло, всяк шедший толкал наши средние нары в тесноте, сосед лазал туда-сюда на верх, кряхтя и ругаясь. Долбанный телевизор показывал очередное ток-шоу, рванный сон окутывал и исчезал от шума. Погода нежданно скакнула в оттепель, шел мокрый снег, вылазить никуда не хотелось. Начальство уже не принуждало трудиться в выходные, хотя быстро сдававшие под открытым небом хлорвиниловые мешки тихо сыпались, а столбы с колючей проволокой, врытые нами же в начале срока, угрожающе кренились. Грял дембель-избавитель, опутывая всех ленивой неохотой издалека.
День же следующий не задался прямо с утра. Невесть зачем в полвосьмого на Грозный промчался комендантский кортеж, углядев какие-то нарушения, босс выскочил из "Волги", обложил криком в обычной манере стоявших и приказал звать ответственного. Тот мирно дрых с полуночи, озверевший генерал затребовал командира отряда, редко встававшего раньше девяти. Не дождавшись, красный от ярости комендант ворвался на блок, прямо в офицерский кубрик, и застал нашего маршала в сиреневых кальсонах, еле продравшего от стуков посыльных глаза. Все очухавшиеся прыснули куда могли, но вопли слышались даже на посту. Последовали репрессии, виновный личный состав до обеда собирал мусор, выкладывал кирпичную дорожку по грязи и рыл сточную канаву. С нарядом торчал на дороге весь день комвзвод по кличке Даун, в основной службе выше старшего опера так и не поднявшийся. Избежавший армии, здесь он раскрылся в полный рост, заменяя ефрейторской придирчивостью отсутствие способности мыслить и выдвинуться хоть куда-то силой иных качеств. Ухватки слободской шпаны при комплекции среднего бегемота кричали о пропавшем месте в бандшайке, может, не взяли когда-то за скудоумие, только в милицию и осталось идти... Он ревностно бдил за нами, ел мозг до сумерек, когда поток машин иссяк, и лишь тогда ушествовал с чувством выполненного долга, обещав всю ночь проверять нашу боеготовность. Это слово мы не могли слышать без плевков; днем по рации ввели "Стоп колеса", народ покричал и разъехался, царило относительное спокойствие, но явились три машины чеченского СОБРа и потребовали их пропустить, размахивая боевым распоряжением с подписью грозненского коменданта. Даун вылез из столовой как был, без шапки, с маслянистыми губами, изучил бумагу и важно заявил хриплым басом:
-- Мне это не указ. Дорога з а к р ы т а д л я в с е х!
Напрасно здоровый улыбчивый мужик, главный у собровцев, перед явным боевым опытом (не важно, на чьей стороне) которого Даун выглядел щенком, пробовал втолковать, что один комендант не может знать приказов другого, равного по должности, и для этого сотрудникам выдается документ установленного образца. Мерзший в свитере и калошах, привезенных по чьему-то совету вместо резиновых сапог, Даун гороподобно стоял на своем.
-- А если сейчас откроем сами и поедем, что сделаешь? - двинулся вперед потерявший терпение крепыш с пулеметом, кладя ладонь на шлагбаум.
И оставивший где-то даже знаменитый ремень с патронташем для ВОГов, гранатными подсумками и командирским "Макаровым", общим весом на полпуда, Даун заявил, вздернув голову:
-- Буду стрелять!
Плюнув, чехи развернулись и полетели в сторону объездной дороги. Гордый собой, Даун вернулся к прерванной трапезе. Мы с напарником вытерли пот толпа изрешетила бы нас и умчалась раньше, чем кто-то успел бы отщелкнуть предохранитель...