Между тем, пока Шейн размышлял о чем-то своем, Латиша прекрасно осознавала какие мысли могли витать у него в голове. Ощущение того, что вот-вот что-то должно было пойти не так нарастало. В какой-то момент просто не выдержав, Латиша спросила:
— Что ты собираешься делать дальше?
— Я хочу помочь ей выбраться.
— Как? Шейн, ты же понимаешь, в чем она обвиняется?
Шейн опустил на девушку абсолютно серьезный взгляд. Уже в эту секунду она поняла, что сказать он собирался что-то пугающее.
— В том, что совершил я, — наконец-то признался Шейн.
— Что?
— Это я убил Джену, а не Кеннет. И уж тем более мне никто не приказывал этого.
Латиша молчала, но ее лицо выдавало все эмоции, которые у нее были. До этого во дворце ни она, ни кто-либо еще кроме Шейна и его семьи не знали правды. Сама мысль о том, что убийцей был Шейн, казалась немыслимой.
Понимая, что все это стоило хотя бы немного объяснить, Шейн заговорил:
— Просто в тот момент, когда это случилось, Джена хотела меня убить. Я сделал выбор, благодаря которому сейчас, — закатив рукав, Шейн показал метку, все еще сохранившуюся на его коже, — даже несмотря на это я еще жив.
Латиша опустила взгляд на ту самую метку. Смотря на нее сейчас, она с ужасом для себя вспоминала тот самый момент, когда Шейн получил ее. Не случись бы этого, как бы сейчас изменилась их жизнь.
— Латиша, — серьезно позвал Шейн, — ты можешь поговорить с королевой? Можно ли еще пересмотреть решение?
Эти слова заставили снова вернуться к реальности. Латиша, подняв взгляд на Шейна, растерянно заговорила:
— Я… я не знаю. Когда матушка так зла никто не может ее переубедить.
— Но ты ее единственная наследница.
— Если в этом вопросе я займу твою сторону, а не ее, она воспримет это как такое же предательство, какое совершила Джена.
— То есть ты ничего не можешь сделать?
— Я…
Латиша опустила взгляд, не то задумываясь о своих возможностях, не то действительно не зная, что сказать. Шейн же, смотря на нее, все четче осознавал то, что в этом сложном вопросе сторона, которую она примет, была очевидна. У Латиши не было причин спасать Шанну и рисковать при этом своим положением во дворце, а у Шейна причина для ее спасения все же была.
Глубоко выдохнув, Шейн внезапно развернулся и двинулся прочь. Удивленная девушка сразу же побежала за ним и взволнованно спросила:
— Куда ты?
— В тронный зал.
— Зачем?
— Говорить с королевой.
— Шейн, подожди! Давай хотя бы сначала я войду и спрошу…
— Нет, — резко перебил Шейн, — если пойдешь сначала ты, она позовет стражу и просто вышлет меня без объяснения причин. Раз на то пошло, то я собираюсь поговорить с ней лично.
Тронный зал, к которому так быстро приближался Шейн, находился на том же этаже, но в другой части замка. Пока Шейн быстро шел в нужном направлении, Латиша лишь пыталась поспевать за ним. Она больше ничего не говорила и не спрашивала, будто бы уже понимала, что это не могло изменить его решения.
Когда заветная дверь все же показалась перед глазами, она внезапно отворилась навстречу. Королева, в сопровождении пары слуг, вышла из тронного зала и при виде Латиши и Шейна удивленно остановилось. Стража же вокруг нее сразу насторожилась.
— Ваше Величество! — громко позвал Шейн.
Шерия была явно напряжена. При виде кого-то из Дорианов прямо сейчас она, словно хищник, хмурилась и показывала клыки.
— Зачем ты явился сюда? — спросила королева.
Шейн. Остановился напротив нее, но не стал подходить слишком близко. Вид стражников справа и слева от королевы ясно дал понять, что ему не стоило сильно приближаться. Положив руку на сердце и покорно поклонившись, Шейн сказал:
— Я пришел просить вас о помиловании Шанны Дориан.
— Сразу в лоб? — Шерия хмурилась лишь сильнее.
Даже Шейн, смотря на нее сейчас, понимал, что она намеренно уходила в оборону. Удивительно как быстро поменялось ее мнение о семье, которая принесла решающий вклад в защиту королевства, после того, что случилось.
— Вы и сами знаете, что я здесь только ради этого, — уверенно отвечал Шейн. — Герцогиня действовала на благо королевства.
— Убийство наследницы престола — это благо для королевства?
— Убийство наследницы, которая начала гражданскую войну — да.