Штирнер вчерне набрасывает то, что нескоро еще станет «призраконтологией» (hauntology – haunt + ontology) у Жака Деррида. Все мы догадываемся, что то, что в первую очередь характерно для призрака, – это его бестелесность, оторванность от мира вещей и событий. Коль скоро призрак необнаружим физически, место его в области воображения. Можно вообразить себе столько призраков, на сколько хватит сил и желания: бог, человечество, этика, категории – кантовские, аристотелевские, какие угодно… Всё, что не укоренено в действительности, призрачно. И снова мысль Штирнера несется вперед, не останавливаясь перед существенным. Если бы он потрудился спросить, а что есть действительное, он бы попал на враждебную территорию Гегеля без единого шанса на победу, даже на маломальское сопротивление. Оружие Штирнера – головокружительная (что не всегда хорошо для философа) скорость, резкая смелость мышления – перестает работать там, где требуется тщательность, обстоятельность, трудный аналитический талант. Зная об этом, он пропускает мимо себя все неудобные, тормозящие его бег вопросы.
К примеру, вопрос о действительности упирается в вопрос различения – понятийного, а не только лексического – призрака и не-призрака, воображаемой сущности и «чистой» телесности. Насколько вообще представима такая телесность, если нам – хотим мы того или нет – всё же приходится ее представлять? Не выдумка ли, не призрак сама та граница телесного и бестелесного, если телесное (само по себе ведь уже понятие) дается нам только в условиях бестелесного: мышления, воображения, умного (ударение может стоять в двух местах) человеческого восприятия. Покажите, попробуйте, мне такое тело, которое также не слово, не мысль – не сущность, не призрак. Сперва я обязан помыслить нечто как тело, чтобы затем обнаружить его как действительное, отличное от чего-то «лишь мыслимого» – это ли не явное недоразумение (в строгом смысле) с логической точки зрения?
Однако на этом классическом топосе, повторяю, эгоист Штирнер не задерживается, он слишком спешит к результатам своего смелого эксперимента. Его невнимательность, легкость, поспешность только с одной стороны неприемлемы. С другой стороны – если иметь в виду именно эксперимент (разумеется, мысленный, то есть призрачный) по радикальному отъединению индивида ото всего, что его окружает, – тут все недостатки могут превратиться в достоинства. Если в силу экспериментальных условий нам надо разбрасывать камни, то слабым будет упрек, что мы-де их не собираем. В том-то и дело, что не собираем, это наша задача. Собирающие же, с щепетильностью старой немецкой профессуры, оба прошедшие через трудную, нудную, кропотливую работу историков философии – сравним их тома с теми дурашливыми абзацами, где Штирнер расправляется с историей философии двумя щелчками пальцев (древние/новые, одни за жизнь, но нерешительно, другие за дух, но настырно), – Гегель и Фейербах не попутчики Штирнеру – оба потому, что совсем заигрались в своих призраков: первый в истинно богословский, лютеранский и архаический Дух, второй в новомодную, а всё-таки мало конкретную антропологическую этику. И то и другое должно быть отброшено как не мое, Макса Штирнера, дело. Так что же мое – всё не то да не то?.. Я буду стремиться, искать и отбрасывать: вера, добро, солидарность, а может, познание, может быть, истина – нет, всё не то и не так, как у особо надрывного в этой строке Высоцкого. Я эгоист, Я единственный, и дело мое, стало быть, единственное – сказано ведь, негативное, как
Ничто, отрицательное – то есть отличное от всего остального. За что ни возьмись, всё не то и не так, не мое – потому что другое. Всё – другое?.. Время поднять ставки.
Если неверно, что Я человек, можно ли в таком случае утверждать, что Я русский? Нет, ведь и Вася, и Петя русские, стало быть русскость не утверждает мою единичность: русские – общее, общее – сущность, сущность – призрак, а призрак не то, не мое. Можно сказать: Я – мужчина? Снова нет, не мое, мужчин много, а Я нахожусь в поисках своего-единственного, единственно действенного и не призрачного. Меня зовут Никанор, Себастьян, Фердинанд? Нет, имена это призраки. А как же мои руки-ноги? Мой рост под два метра? А есть у меня вообще рост?.. А Я вообще… есть? По эгоистической логике Штирнера ответ отрицательный, особенно если вспомнить, что уже у Гегеля бытие – это самая общая категория, то есть самая пустая – и призрачная. В поисках своего и себя самого Я так разогнался, что с треском ударился в стену: меня вообще нет, Я не существую, Я Ничто – и не в том аккуратном и хитром смысле, что Я-де Ничто всего прочего, нет, Я Ничто в принципе, по преимуществу, как таковое.