— Прости меня за все, Моника. За каждую вещь, которой я мог тебя обидеть. Я очень долго и глупо ставил политические обязательства перед семейными. Мне потребовалось так много времени, чтобы понять, что ты для меня одна из самых важных вещей в мире, и я прошу прощения за то, что принимаю тебя как должное. Я обещаю, что никогда больше не буду так делать.
На моих глазах снова появились слезы. Я надеялась, что это всего лишь гормоны, потому что я не привыкла так много плакать. Даже от счастья.
— Ты не сделал ничего плохого, Трей. Ты всегда делал то, что считал правильным. Ты всегда делал то, что лучше для нас обоих, даже когда ты не задумываясь бьешь людей.
Он покачал головой, улыбнулся и продемонстрировал свои ямочки.
— Когда дело касается тебя, я не думаю, а действую. С того момента, как впервые увидел тебя, я знал, что больше никогда не будет никого. Ты моя навсегда.
— И ты мой навсегда, Трей.
Затем он сделал единственное, что можно было сделать. Трей наклонился и коснулся моих губ. Его губы говорили действиями больше, чем слова. Я хотела притвориться, будто мир растаял. Что все наши проблемы будут забыты, а мы сможем просто исчезнуть вместе. Навсегда. Но я знала, что это невозможно. Я знала, что нам скоро придется вернуться к реальности, и я определенно не хотела этого делать.
Глава 17
Трей
Выборы приближались, что означало начало кампаний клеветы. Каждый день, когда я приходил на работу, мне казалось, что нынешний демократический президент придумывает новую рекламу, выступающую против того, что делал папа будучи губернатором. Он никогда не упоминал напрямую ни меня, ни Монику в своей рекламной кампании, но я чувствовал, что оппозиция готова уничтожить нас, когда они усомнились в семейных ценностях Чапменов.
Мне нужно было уйти от всего этого. Было только одно место, куда я действительно мог сбежать. Место, которое было не так далеко, но там был человек, с которым я чувствовал необходимость поговорить.
— Я хочу увидеть Уильяма Чапмена.
Медсестры в реабилитационном центре узнали меня. Я проводил там все больше и больше времени. Здесь не было ни репортеров, ни камер, ни людей, которые задавали мне вопросы. Были только я и мой брат, а этого ни у кого из нас не было действительно долгое время.
— Он как обычно на заднем дворе, мистер Чапмен. Можете идти. — Медсестра слегка улыбнулась мне.
— Спасибо, мэм. — Я кивнул и прошел мимо нее к открытым дверям.
Для некоторых людей было бы странно, что я проводил так много времени с братом в реабилитационном центре. Возможно, это не помогало его процессу исцеления, но он никогда не просил меня уйти. Он просто принял то, что я был рядом.
— Братишка, я начинаю думать, что тебе самому может понадобиться реабилитация.
Трипп бросил сигарету. Он сидел в кресле, одетый в белый халат, в котором всегда меня встречал, и, как обычно, курил сигарету.
Когда я пришел к нему в первый раз, он был похож на худшую версию себя с темными кругами под глазами и постоянно хмурым взглядом. Но чем больше времени я проводил с ним, тем меньше он хмурился. Больше улыбался и… больше курил.
— Может быть, — сказал я, как всегда садясь напротив него.
Он засмеялся.
— Да, папе бы это понравилось. Двое сыновей Чапмена на реабилитации. Я удивлен, что еще не появились новые заголовки об этом. Видимо, вы с Моникой все еще на слуху.
Я покачал головой.
— Это было довольно безумно, но скоро все закончится.
— Я надеюсь, ты не имеешь в виду выборы, потому что должен знать, что, независимо от победы отца на выборах, мы все равно будем в центре внимания, несмотря ни на что. Люди восхищаются нами. Они всегда делают это с недостижимым. Я иногда задаюсь вопросом: если бы люди на самом деле общались с нами, они бы так же сильно проявляли к нам интерес?
Я вздохнул.
— Кажется, все уже думают, что знают нас. Они думают, что знают нашу историю. Даже если они не знают ее, кажется, что они довольно хороши в том, чтобы придумать свою и верить в это.
— Твои дела с прессой идут не очень хорошо, да? — Трипп выпустил дымовое кольцо.
Я покачал головой.
— Скажем так, мне кажется, что я унаследовал отцовский характер, и иногда я не могу сдержаться.
— Неужели ты ударил репортера?
— Коллегу Моники, потому что думал, что он пытается подкатить к ней.
Трипп засмеялся, хлопнув себя по колену, как будто я только что сказал самую смешную вещь в мире.
— Ты шутишь, да?
Я не думаю, что это смешно и еще больше раздражает, что Трипп смеется надо мной.
— Хотелось бы. Я был в продуктовом магазине, увидел фотографии и поехал туда, даже не думая.
— Возможно, тебе следовало думать головой на плечах, а не головкой в штанах.
— Да, Трипп, — усмехнулся я.
— Эй, я говорю правду. Мы все лажали. Просто из-за нее ты сходишь с ума больше, чем от кого-либо другого. Или чего-либо.
— Я люблю ее, Трипп. Больше, чем кого-либо. И она не просто девушка. Она носит моего ребенка. Кстати, он начал толкаться, и это, наверное, одна из самых лучших вещей, которые я когда-либо испытывал.
— Я счастлив, что ты счастлив, братишка. — Он помрачнел и вместо того, чтобы смотреть на меня, уставился на газон.
— Что насчет тебя? Ты менял девушек каждую неделю. Здесь у тебя есть какая-нибудь медсестра, на которую ты засматриваешься, или кто-то еще?
Он покачал головой.
— Нет. Ни медсестер. Ни девушек. Просто тусуюсь тут и слушаю, как кучка людей пытается провести мне психоанализ.
— И ты их слушаешь? — Я поднял бровь.
Он зажег новую сигарету, потушив предыдущую.
— Некоторых из них. На самом деле люди задают вопросы только потому, что хотят услышать верный ответ, а если ты им его не даешь, они продолжают на тебя давить и раздражать.
— Значит, ты просто водишь их за нос и позволяешь им думать о тебе то, что они хотят, пока они не отпустят тебя?
— Не задавай вопросы, на которые не хочешь получить ответ. — Он постучал пальцами по подлокотнику кресла.
— Почему ты здесь? — спросил я, надеясь, что не слишком давлю на него и что он даст мне честный ответ.
— У всех есть свои пороки, Трей. Мы должны попытаться найти способы их контролировать. У меня был выбор: быть здесь или в тюрьме. Да, отец дал не много вариантов. Он также не дал мне выбор, буду ли я принимать участие в выборах или нет. Все сыновья Чапмена должны быть на его стороне.
— Ты доставляешь отцу проблемы. Ты же знаешь, что ему нелегко, — сказал я.
Он слегка засмеялся.
— Это не означает, что папа должен был быть жестким по отношению к нам все эти годы. Нам всем приходилось поддерживать идеальный образ Чапмена. Это всегда было чертовски утомительно для меня. Не знаю, как ты держался так долго.
Я пожал плечами.
— Я всегда был таким. Я не знаю, как быть кем-то другим.
— Ты — тот, кто ты есть. Никто не обвиняет тебя в этом. По крайней мере, ты знаешь, чего хочешь, и всегда к этому стремился. — Трипп постучал пальцами по подлокотнику кресла. — А я? Я всегда был одним из потерянных мальчиков.
— В твоих словах сейчас нет никакого смысла. Ты поступил в Дартмут. У тебя все было нормально.