— Мистер Чапмен? — спросила я, заглядывая за угол.
Он посмотрел на меня, прежде чем полностью повернуться. Я всегда думала, что он был привлекательным мужчиной для своего возраста. Он был ответственен за рождение моего великолепного жениха, и они разделяли одни и те же гены. Но Кирк определенно становился старше с каждым днем выборов. Его волосы стали более седыми, а морщины вокруг глаз более глубокими.
— Привет, Моника. — Он заставил себя улыбнуться.
Я не знала, что мне сказать ему. Я не знала, должна ли извиниться за выборы или спросить его о признании поражения на выборах, может, просто не поднимать этот вопрос. Так что я просто стояла там, глядя на свои ноги, которые на самом деле болели из-за дурацких туфель на каблуках, которые я решила надеть.
— Итак, Минди сказала, что в семье Чапменов будет еще одна девушка. Держу пари, ты в восторге.
Я пожала плечами.
— Да, думаю, что Трей на самом деле хотел мальчика.
— Он с этим справится. — Кирк похлопал меня по спине. — Как только он увидит эту маленькую девочку, он поймет, что она для него самый важный человек в мире.
Я вздохнула и, не думая, сказала:
— Простите, Кирк. Мне очень жаль, что я стала причиной, по которой Вы проиграли эти выборы.
Он покачал головой, закрывая глаза.
— Моника, ты не сделала ничего плохого. Предпочел бы я, чтобы вы подождали до свадьбы? Да, но это не значит, что мы с Минди не будем любить нашу внучку.
Он обнял меня за плечи.
— Будут новые выборы. Политика всегда будет рядом, как и наша семья. Это, — он провел рукой по моему животу, — все это, — он указал рукой в сторону, — наша семья. Это то, что имеет значение, и так будет всегда.
Все это время я ненавидела отца Трея, и теперь я наконец начала видеть в нем хорошее. Дедушка. Тот, кто, как я знала, будет рядом со мной и моей семьей.
— Губернатор, пора.
Я обернулась, чтобы увидеть менеджера кампании Майкла, стоящего перед нами.
Кирк сжал мое плечо.
— Давай, Моника. Давай покончим с этим, чтобы мы могли продолжить жить дальше и я мог проводить со своей новой внучкой больше времени.
Эпилог
Трей
Я слышал, что только около пяти процентов детей рождаются в срок, поэтому представьте мое удивление, когда Моника разбудила меня в полночь в день родов со схватками, повторяющимися через каждые две минуты.
Мы взяли несколько уроков по родам и несколько уроков для родителей, но ничто не могло подготовить меня к стонущей женщине, которую я должен был отвезти в больницу. К счастью, в комнате ожидания никого не было, и они смогли сразу же отвезти нас в операционную на роды.
Я смотрел, как они подключают Монику к аппаратам, как вокруг нее начали крутиться медсестры, проверяя жизненные показатели и вставляя капельницы. Я не знал, что должен был делать, поэтому просто стоял и следил за происходящим.
— Я хочу эпидуральную анестезию. Ничего естественного, — сказала Моника хриплым голосом, прежде чем издать очередной стон и откинуться на подушку.
— Хорошо, я закажу ее для Вас, — сказала одна из медсестер.
— Не так быстро, — сказала другая медсестра и уставилась на монитор.
— Почему? Что происходит? — спросила Моника, тяжело дыша.
— Кровяное давление у ребенка падает. Нам нужно сейчас же вытащить ее.
— Что? Я не понимаю. — Моника уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
Я посмотрел на медсестер.
— Что вы имеете в виду? Давление падает? Что вы хотите сделать?
Медсестра сунула руку под халат Моники и пошевелила ею.
— Думаю, что у нас раскрытие около восьми. Если бы мы могли дать ей немного пика, мы бы получили раскрытие в десять.
— Какого, черт возьми, пика? Что происходит? — закричала Моника.
Я погладил ее волосы.
— Все будет хорошо, Мон. Врачи знают, что делают.
Я пытался ее успокоить, но понятия не имел, что происходит и что будет с Моникой или нашим ребенком.
Медсестра вышла из комнаты и вскоре вернулась.
— Мы собираемся дать Вам пиктоцин, чтобы ускорить процесс. Не хватает времени, чтобы сделать эпидуральную анестезию, поэтому нам придется делать все естественно. Нам нужно вытащить ребенка оттуда. Возможно, пуповина обернулась вокруг ее шеи. Чем дольше она там, тем больше риск повреждения мозга.
Глаза Моники расширились, ее грудь поднималась и опускалась, когда она смотрела на меня, ища ответы.
— Мы сделаем то, что лучше для Моники и ребенка, — сказал я, не отрывая глаз от Моники.
Медсестра ввела пиктоцин. Не прошло даже десяти минут, как Моника испустила леденящий душу крик:
— О, БОЖЕ, Я ЧУВСТВУЮ, ЧТО СЕЙЧАС ОБОСРУСЬ!
Я не знал, как воспринять ее внезапный крик, поэтому просто посмотрел на медсестру, которая сразу же засунула руку под халат Моники.
— Ага. Похоже, раскрытие десять и можно рожать. Я вызову доктора. — Она вытащила телефон из кармана халата и набрала номер.
— Трей, чертовски больно. Так плохо. — Моника уставилась на меня, тяжело дыша. Ее волосы прилипли к лицу, а нижняя губа дрожала.
Я пытался убрать волосы с ее лица.
— Это скоро закончится, детка. Я здесь. Скажи мне, что тебе нужно, чтобы я сделал.
Вошел доктор Штадтлер. Выглядел он так, как будто выпил слишком много чашек кофе.
— Ладно, похоже, пришло время для ребенка! — Он всплеснул руками и присел перед Моникой.
— Хорошо, мы будем считать до десяти, а затем я прошу тебя говорить десять, когда почувствуешь, что наступает схватка. Ты можешь сделать это, Моника? — спросил он, подняв на нее глаза.
Она слегка кивнула, сжимая мою руку, будто цеплялась за свою жизнь.
— Трей, мне нужно, чтобы ты держал ее левую ногу здесь, а Джина держала другую.
Я сделал, как сказал доктор. Свободной рукой я схватил Монику за ногу.
— Ладно, Моника, у тебя скоро схватка, тужься! — крикнул он.
Лицо Моники полностью покраснело, а ее ноги задрожали. Она кричала от боли в течение десяти секунд. Она сделала это еще пять раз, прежде чем доктор уставился на монитор, качая головой.
— Что? Что случилось? — спросил я, глядя на монитор и не понимая, что происходит.
— Она все еще довольно далеко и не хочет опускаться, но ее пульс падает. Нам нужно вытащить ее оттуда, — сказал доктор Штадтлер.
— Хорошо. Что это значит? Что нам нужно сделать? — спросил я.
— Я собираюсь попробовать вакуум с потугами, если это не сработает, тогда мы должны провести кесарево сечение.
Я кивнул, глядя на Монику и сжимая ее руку.
— Все будет хорошо. Мы сможем это сделать. Вместе.
Она уставилась на меня, тяжело дыша. Моника ничего не сказала, просто кивнула.
Еще несколько потуг, и доктор Штадтлер закричал:
— Головка. Этот день будет чьим-то днем рождения! Тужься последний раз, Моника! Не останавливайся сейчас!
Моника закричала. Все ее тело дрожало, когда она тужилась, и я наблюдал, как появился крошечный ребенок. Мой ребенок.
Доктор размотал пуповину и положил маленький розовый сверток на грудь Моники. Он похлопал ребенка по спинке.
— Давай, дорогая, дыши.