— Дыши, Овета. Дыши.
Нам с Моникой было тяжело придумать имя для нашей дочери. После поисков в течение нескольких дней мы, наконец, решили назвать ее Овета в честь Оветы Калп Хобби. Первого министра образования, здравоохранения и социального обеспечения США. Для нашего ребенка было логичным иметь политическое имя, которое имело отношение к образованию, потому что мы познакомились в колледже.
— Давай, Овета. Ты можешь это сделать. — Как только я произнес эти слова, Овета тяжело вздохнула, а затем заплакала.
— Она дышит. Она в порядке, — прошептала Моника, по ее лицу текли слезы.
— Она прекрасна, — прошептал я, целуя лоб Моники, затем наклонился, чтобы поцеловать дочь.
— Вы хотите перерезать пуповину? — спросил доктор Штадтлер, протягивая мне ножницы.
— Конечно, — сказал я и перерезал пуповину.
Я встал и посмотрел на Монику, когда ее глаза остекленели.
— Мон? Ты в порядке?
Ее глаза закатились. Громкий звуковой сигнал прозвучал из монитора.
— Моника?
— Свертывание крови! — кричала медсестра.
Мир двигался как в замедленной съемке.
Пришла одна медсестра и положила нашу новорожденную девочку в теплую кроватку, в то время как другая группа медсестер ворвалась в комнату. На лицо Моники надели кислородную маску, и доктор начал давить на ее живот, когда большие кровяные сгустки упали на пол под ней.
— Моника? — закричал я, когда меня оттолкнула другая медсестра.
— Что происходит? — спросил я, проводя пальцами по волосам, ожидая, когда кто-нибудь заговорит со мной.
— Сейчас она теряет много крови, поэтому мы пытаемся вытащить все сгустки. Если кровотечение не остановится, нам, возможно, понадобится переливание крови, — тихо заговорила со мной остановившаяся медсестра.
Я смотрел на Монику. Ее закрытые глаза. Кислородную маску на лице. Затем я посмотрел на свою милую маленькую дочку, которая лежала и плакала, удивляясь, где ее семья.
— С ней все будет хорошо? С ними все будет в порядке? — спросил я, сглотнув комок в горле.
Медсестра слегка улыбнулась.
— Все будет хорошо, мистер Чапмен.
***
Я сидел у кровати Моники, желая, чтобы ее глаза открылись. Мы говорили о том, что нужно кормить грудью Овету, но из-за потерянной крови Монике не хватало энергии или железа, чтобы сделать это. Не говоря уже о том, чтобы проснуться. Она спала часами.
Качая нашу маленькую девочку и кормя ее из бутылки, я больше всего хотел, чтобы Моника проснулась. Я не часто молился даже в церкви, но сейчас я молился невероятно сильно молился в надежде, что кто-нибудь услышит.
— Тебе идет отцовство, — сказал скрипучий голос.
Я поднял голову и увидел, что Моника смотрит на нас.
— Моника, ты очнулась!
Она улыбнулась.
— Едва. Это были адские роды.
— Да уж. Так и было. — Я погладил ее волосы свободной рукой. — Но маленькая Овета того стоила.
Я повернул нашу закутанную маленькую девочку к ней. Голубые глаза Оветы расширились, когда она высунула свою круглую голову из одеяла, в которое было завернута.
— Ты же понимаешь, что я все это подстроила, чтобы не менять первый подгузник, верно? — сказала Моника.
Я покачал головой.
— Должен был догадаться.
Тяжело сглотнув, я облизнул губы. Я готовился к тому, что собирался сказать, с того момента, как увидел, что обе наши жизни промелькнули перед глазами. Я думал, что потеряю ее. Я не хотел снова чувствовать это.
— Моника, мы мало говорили о свадьбе, но как ты относишься к этому сейчас? День свадьбы и день рождения? — спросил я.
Она подняла брови.
— Ты не можешь быть серьезным.
Я кивнул.
— Послушай, я могу все устроить. Мы можем подготовить все сегодня в часовне. Я уже поговорил с несколькими медсестрами об этом.
Она облизнула губы.
— Это звучит безумно. Разве ты не хотел большую свадьбу. Дом у озера Чапменов и все друзья губернатора?
Я покачал головой.
— Никакая роскошь и обстоятельства не имеют значения. Для меня важно знать, что ты станешь моей женой. Что у нас семья. Что я могу покинуть эту больницу с женой и дочерью. Что скажешь?
Она вздохнула и медленно моргнула. Я не был уверен, что она действительно собирается дать мне ответ, который я хотел услышать, пока она не улыбнулась.
— Похоже, у вас много дел, мистер Чапмен.
***
В течение нескольких коротких часов мама наполнила больничную часовню цветами, нашими самыми близкими друзьями и семьей. Мама Моники договорилась с больницей, чтобы мы получили все необходимые разрешения, а Мелани нашла белое платье, которое мне не разрешили увидеть.
— Ты сумасшедший, раз делаешь все это, Чапмен, — сказал Джон, поправляя галстук, когда мы ввалились в маленькую комнату прямо за часовней.
— Это то, что ты делаешь, когда любишь кого-то, — сказал я, пожимая плечами.
Он сжал мое плечо.
— Ты хороший человек, Чапмен.
Трипп кивнул, хлопнув Джона по спине.
— Он всегда был лучшим.
Тригг свернул за угол и постучал в дверь, чтобы привлечь наше внимание.
— Эй, я не хочу прерывать этот момент, но они собираются везти твою невесту и дочь.
— Ты готов к этому? — спросил Трипп.
— Я был готов с того дня, как встретил ее, — ответил я.
Мы вошли в небольшую часовню, где впереди стоял священник больницы. Скамьи были забиты людьми. Я затаил дыхание, ожидая, когда откроются двери. Из динамиков зазвучала «Wedding Dress» Мэтта Натансона.
Папа Моники катил ее к входу. Родив всего несколько часов назад, она по-прежнему выглядела совершенно потрясающе в длинном белом платье без бретелек. Овета была завернута в белое одеяло с маленькой белой шляпкой и блестящим бантом на ней, который подходил серебряным заколкам в волосах ее матери.
На мои глаза навернулись слезы, пока отец Моники катил ее, но она схватила его за руку, останавливая. Держась за кресло-коляску, она жестом пригласила его подойти с другой стороны. Постепенно он помог ей, прижимающей к себе Овету, подняться на ноги.
Вся комната замолчала, когда она, обнимая за талию отца, который направлял ее по маленькому проходу, сделала первый шаг. Каждое движение выглядело так, будто требовало огромных усилий, но она не собиралась упускать возможность пройти по проходу. Как только она оказалась передо мной, я не смог сдержать слезы, которые текли по моим щекам. Моника тоже не смогла.
Ее отец обнял нас обоих и прошептал мне на ухо.
— Позаботься о моих девочках, Трей.
— Обещаю, — сказал я.
Я обнял Монику за талию и помог ей встать рядом со мной, пока проповедник читал проповедь. Речь шла не только о нашем с Моникой браке, но еще и об объединении наших семей. Особенно нашей новой семьи.
Всю жизнь мы всегда искали ответы. Политические, романтические. Или просто ответы на вопросы о том, что мы должны чувствовать. В тот момент, когда я смотрел на нашу спящую маленькую девочку, я знал все ответы на все вопросы. И все они начинались и заканчивались нами.
Конец второй части