Ученик ничего ему не ответил, да в этом и не было ни малейшей необходимости, — его глаза были выразительнее любых слов. Сейчас в них не было ничего, кроме желания поскорее остаться наедине с книгами.
НА ГРАНИ
Захарий не знал, какую часть своей жизни посвятил книгам, открывшимся ему благодаря настоятелю. Прочитанные страницы заменили ему минуты, а познанные им книги — дни. И только сгоравшие одна за другой массивные свечи напоминали ему о том, что существует и другая шкала времени. Того самого времени, которое терпеливо ждало его возвращения за дверьми, а пока лишь изредка заглядывающего через плечо наставника, время от времени навещавшего своего ученика.
Книги всегда занимали особое место в жизни Захария. С ними были связаны все самые значимые воспоминания на его пока еще коротком веку. С раннего детства он усвоил одну простую истину, — хочешь, чтобы тебя предоставили самому себе, возьми в руки книгу. Даже если людям плевать на тебя, в большинстве случаев они с уважением отнесутся к книге в твоих руках, особенно если в ней говорится о Боге. Долгое время Захарий вообще был уверен, что о Нем написаны все книги в мире, и только совсем недавно ему в руки попала книга, в котом не было ни единого слова о всевышнем. Называлась она «Об обращении небесных тел» и попала ему в руки совершенно случайно. Другие подобные творения он находил уже сознательно. Прошло совсем немного времени, и Захарий вдруг открыл для себя нечто совершенно нелогичное, — книги, в которых Бог практически не упоминался, гораздо чаще заставляли задумываться о Его существовании, нежели те, которые, казалось бы, каждым вписанным в них словом это существование доказывали.
Книги бывают разные, как люди, которые их и сочиняют. Одни елейным тоном рассказывают о том, чего на самом деле нет, а на заплеванных пеной и залитых кровью страницах других отрицается все то, что существует помимо воли человека и никогда не будет ему подвластно. Особенность же тех, которые попали в руки Захарию, состояла в том, что они как раз и рассказывали обо всем, от чего с такой фанатичной настойчивостью вот уже тысячи лет отвлекалось внимание человека. Но одновременно они давали понять всякому способному мыслить, что за всем сказанным в них кроется нечто большее, то, что нельзя объяснить никакими словами, что можно постичь, только пройдя свой собственный путь и заплатив свою собственную цену.
Захарий понял это сразу же, как только первоначальное восхищение от новых открытий сошло на нет. В один момент он пресытился немыслимыми до сих пор откровениями и стал выбирать из их великого множества лишь те, которые могли указать ему путь к тому, о чем книги умалчивали. Но все его усилия были потрачены впустую, — ему так и не удалось найти тех скрытых от глаз непосвященных указателей, которые указали бы направление дальнейших поисков. Многие на его месте довольствовались бы тем, что они уже получили, что само по себе выделяло бы их до конца жизни из общей серой массы. Но у этих многих не было тех видений, которые проникали в сознание Захария и не давали ему остановиться на достигнутом. Он, наконец, понял, что они были ничем иным как ключом к пониманию изложенного в бесценных книгах, и пожалел о том, что не прихватил с собой свои записи.
Захарий заново перечитывал каждую книгу теперь уже в поисках не указателей, а противоречий, пускай даже самых незначительных. Он снова и снова восстанавливал в памяти свои последние записи, в которых говорилось о неоцененном божественном даре, чувствуя, что именно в этом и кроется ключ к искомому. Памятуя о том, кто проигнорировал Бога, приняв от него все, кроме Одиночества, молодой человек пытался найти то, что упустил он сам, пораженный величием открывшихся ему тайн. И вот, когда Захарий начал терять уверенность, а в глазах наставника появились первые признаки разочарования, решение проблемы не выдержало изнурительной борьбы и сдалось на милость победителя, хотя и сделало все возможное, чтобы сохранить собственное достоинство, явившись в виде внезапного озарения.
— Я закончил, — сообщил Захарий настоятелю, как только тот переступил порог комнаты.
Наставник, казалось, совершенно не отреагировал на его слова. Как ни в чем не бывало, он выполнил свои рутинные каждодневные обязанности и только тогда посмотрел в сторону ученика.
— Поешь, а тогда поговорим, — сказал он, по достоинству оценив усталый вид своего подопечного. За все время пока тот ел, он не проронил ни слова.