— В Москве циклон, дожди всю неделю, так что тепло оденься. Штаны и толстовку. Холодно у нас.
— Лето же… — отзываюсь, гипнотизируя взглядом чайную кружку.
— Это тебе не Сочи. Здесь, если на улице двадцать, не угадаешь, что надевать: шубу или купальник. Ну ничего, привыкнешь…
— Да…
— У меня уже посадка началась. Не буду заряд на телефоне тратить. В субботу увидимся.
— Подожди… — прошу его запоздало. — Никита хочет с тобой поговорить…
— Времени нет… ну ладно, дай ему трубку.
В глазах брата, который все это время стоял над душой, появляется волнение.
Забирая у меня телефон, он напоминает щенка, который увидел хозяина. Так всегда бывает, если отец решает уделить ему крупицу своего внимания, ведь, несмотря на время и расстояние, тот был и остается для Никиты главным авторитетом.
Брат воспринял развод родителей гораздо острее, чем я. И возможно, где-то в глубине души он чувствует предательство именно по отношению к себе, потому что он к отцу всегда тянулся. Это закономерно: он мальчик и сейчас внимание отца необходимо ему так же, как в детстве. У меня внутри зудит оттого, что отец этого не понимает, а если и понимает, то ничего не собирается менять.
— Привет, пап, — смущенно произносит в трубку брат. — У меня… все классно. Я собираюсь на кикбоксинг… в спортзал…
Чай, который глотнула из кружки секунду назад, становится горьким.
В груди давит, и чтобы облегчить это давление, вскакиваю со стула. Выплескиваю чай в раковину и пихаю кружку в посудомойку, слушая голос брата.
— Я… да нет… не целый день за компьютером… а у тебя… как дела?
Сегодня ночью я спала от силы два часа, возможно, поэтому голова от резких движений кружится.
Оставив Никиту наедине с отцом, иду в свою комнату, где на столе огромной кучей свалена моя одежда. Я перевернула весь шкаф и пришла к выводу, что мне понадобится новая…
Выхватив лежащий сверху сарафан, быстро переодеваюсь.
Несмотря на то что сейчас всего восемь утра, я не могу спать. Стены давят, присутствие близких раздражает: ведь мне все труднее скрывать эмоции и они совсем не те, которых от меня ждут.
Во мне кипит потребность побыть одной. Хоть я и не в толпе, но людей вокруг чувствую остро, словно они без стука вламываются в личное пространство. Своими вопросами, советами, заботой.
И то, что мой брат встал сегодня в такую рань, — симптом общего волнения.
Мне просто жизненно необходимо пространство.
— Так ты оставишь мне «Веспу»? — спрашивает брат, плюхаясь на мою кровать.
— Я еще не решила… — говорю торопливо, забирая у него телефон и кладя его в рюкзак.
Я думала о том, чтобы продать свой мотороллер, когда он вернется из сервиса.
Отец, конечно, на некоторое время возьмет на себя мои расходы, но мне не помешают собственные деньги. Любые. Ничего не будет лишним, когда я сяду в самолет…
— Ну пожалуйста, — дуется Ник. — Я буду за ней ухаживать. Ты, если в отпуск приедешь, тоже кататься будешь…
— Я подумаю…
— Ну будь другом…
У нас тоже пасмурно. Утро хмурое, а ночь…
Ночь я провела не дома. Я точно знаю, как выглядел сегодняшний рассвет, ведь вернулась домой в шесть утра. После того, как сбежала из квартиры Артура Палачева.
Да, я сбежала.
От тепла его объятий. От запаха. От невообразимой правильности ощущений — спать с ним в одной постели. Он спит глубоко. Ровно дышит и почти не ворочается. И становится чертовски тяжелым, но это не мешало мне наслаждаться…
— Ты куда? — Никита трет глаз, плетясь за мной по коридору.
— В ТЦ…
— Так он закрыт еще…
Обернувшись на пороге, я смотрю на брата и в очередной раз прихожу к выводу, что мы имеем неплохие ментальные связи, ведь когда позволяю ему заглянуть мне в лицо, он замолкает на полуслове. Единственное, что говорит, когда открываю дверь:
— У тебя там… батарейка садится…
Кивнув, я выхожу из квартиры, снедаемая желанием бежать.
Просто бежать, пока силы не закончатся, но этот безотчетный порыв быстро убивает уличная духота.
Перед дождем воздух влажный и липкий.
Я быстро иду к остановке и сажусь в автобус, понятия не имея, где хочу сойти. На самом деле у меня нет предпочтений, но по стеклу начинают стучать капли, и хоть они мелкие, мокнуть мне не хочется.
Я пропускаю остановки одну за одной. Чем ближе центр, тем теснее становится в автобусе, поэтому все же заставляю себя сойти. Телефон в моей ладони звонит, и я не удивляюсь тому, чье имя вижу на экране.
Часы показывают девять утра, и у Палачева были все основания спать до этого времени, с учетом того, чем мы занимались в его постели до самого рассвета.