Джон, почувствовав сильное жжение на коже, прикрыл глаза, чтобы не видеть безумного взгляда, в котором полыхали языки пламени, не предвещавшие для измученного юноши ничего хорошего.
Стенкс, видимо, не получил удовлетворения от созерцания совершенно безучастного выражения на его лице, поэтому принялся неторопливо разрезать одежду и остановился только тогда, когда на теле Джеймса совсем ничего не осталось.
Внезапно все прекратилось, а Джон, облегченно вздохнув, расслабился, но тут же охнул от боли, почувствовав, как острая игла впилась в его руку.
«Наркотик», - крутилось в голове, когда он ощутил первые признаки горячей волны, которая, сметая все внутренние преграды, обволакивала тело, проникала по венам в сердце, заставляя его биться в бешеном ритме, заглушающем все звуки в комнате, оставляя в голове пустоту.
Из-за того, что все вокруг него кружилось в странном вихре из яркого света и огромных пылинок, Джон боялся открывать глаза. Он сильно зажмурился, когда почувствовал, как чужие руки, уже без перчаток, начали торопливо изучать его тело. Прикосновения были настолько омерзительными, будто тысячи ледяных иголок впивались под кожу, создавая невыносимую боль. Джон, собрав всю силу воли, пытался не показывать, что ему неприятно, и лишь постанывал каждый раз, когда осторожные пальцы хирурга находили особенно чувствительное место на его теле.
- Потерпи, - шептал Стенкс, - еще немного, и тебе станет приятно.
Джон не слушал тихий голос, ядом просачивающийся по венам в его разум. Он почти не чувствовал затекшие руки, тело уже наполнилось неприятной тяжестью, а в голове стоял такой сильный шум, что казалось, будто накаченное наркотиками сознание скоро не выдержит такого сильного напряжения и отключится.
Чтобы хоть немного прийти в себя, он принялся воскрешать в памяти те счастливые моменты из жизни Джона Уотсона, ради которых стоило вытерпеть такие мучения. Его безоблачное детство, любящая семья, учеба, увлечение спортом, даже война и конечно Шерлок… Шерлок.
Из-за действия наркотика Джон точно не знал, сколько времени прошло: час, день, неделя или год. Казалось, он целую вечность слушал этот ужасный скрипучий голос, уговаривавший расслабиться, ощущал ненавистные прикосновения, выплескивал из тела невыносимый жар, кричал от боли, стонал от желания и так по кругу. Снова и снова. Боль – вожделение – похоть – облегчение.
Он даже не почувствовал, что Стенкс, вновь взявшись за скальпель, стал рисовать на его коже непонятные символы. Кровь залила простыни, стоны наслаждения перемешались с криками боли, разум Джона творил с его сознанием ужасные вещи, в несколько раз усиливая все ощущения и искажая реальность.
Ему казалось, что это не Стенкс, а он сам режет себе руки, вспарывая кожу, чтобы посмотреть, как по прозрачным трубочкам бежит разноцветная жидкость. Это было так красиво и завораживающе, что оторвать взгляд от вскрытых вен было просто невозможно. Его тело специально изменилось и стало прозрачным, чтобы можно было сквозь него наблюдать, как внутренние цвета, переливаясь и искрясь, выплескивались вверх небольшими радужными фонтанчиками.
Он падал в темноту, распаленный неестественным желанием унять внутреннее жжение, которое сначала только мягко согревало его душу, а потом грозилось спалить дотла, оставив после себя только горький серый пепел. Крики, стоны и боль – это единственное, что казалось реальным в его искаженной действительности.
Джон не заметил, как бесшумно открылась дверь, и темная фигура метнулась к обезумевшему Стенксу, как яростные удары обрушились на его мучителя, как хрустели сломанные кости и уже чужая кровь заливала комнату, как незнакомец, разобравшись с хирургом, опустился перед ним на колени.
- Джеймс! – Джону почудилось, что из злой темноты, наполненной жуткими чудовищами, его зовет знакомый голос. - Джеймс! Очнись, пожалуйста, очнись! – он с усилием разлепил веки и сощурился от яркого света. – Сейчас, подожди, я его приглушу, - рядом послышался какой-то шорох, и стало темнее.
- Я уже думал, что не успею, - шептал Шерлок, а Джону казалось – он спит. Он точно спит, и накачанное неизвестным наркотиком сознание выдавало то единственное, что на данный момент казалось самым важным в его жизни – Шерлок. Его голос, его теплые руки, его мягкие, совсем не раздражающие прикосновения, его успокаивающие слова: «Все закончилось. Спи, тебе надо отдохнуть».
Он не слышал, как в квартиру ворвалась полиция, которая нашла связанного и избитого до полусмерти Стенкса, как приехали медики и пытались осмотреть и обработать его раны, а Шерлок, не отходивший от Джеймса ни на шаг, всячески им мешал. Как взбешенному Лестрейду наконец-то удалось оттащить упирающегося детектива и увести из комнаты на кухню, чтобы хоть кто-то смог делать свою работу.
Уставший, израненный, накаченный наркотиком и обезболивающим, Джон погрузился в глубокий сон.
Его сознание утонуло в белом облаке, а тело превратилось в легкое покрывало, которое невесомо скользило по странному прозрачному лабиринту. Из-за отсутствия цвета Джону казалось, что он летит. Ни пола, ни потолка, ни стен - только белый цвет и ощущение полного спокойствия и защищенности. Но все-таки он чувствовал, что движется: поворот – тупик – снова поворот… И, наконец, – выход.
Джон открыл глаза.
========== Глава 8 ==========
Джон открыл глаза и долго моргал, стараясь сфокусировать взгляд, но видел перед собой лишь белые расплывающиеся пятна, которые никак не могли сложиться в четкую картину. Голова раскалывалась, в горле было сухо, а тело ныло и болело с такой силой, словно его перемололи в гигантской мясорубке и вышвырнули наружу. Он поднес руки к глазам и, не увидев ничего, кроме все той же ненавистной белой мглы, запаниковал.
«Неужели ослеп?» - было первой мыслью, пальцы судорожно заскользили по мягкой поверхности кровати, на которой он лежал, будто старались зацепиться за уплывающую от обволакивающего его внутреннего ужаса, реальность. Было очень страшно оказаться таким беспомощным и слепым в совершенно непонятном месте, где все казалось чужим и враждебным. Джон в панике хватал ртом воздух, не в силах произнести ни звука.
В голове постепенно всплывали обрывки прошлых событий, состоящие из боли, крови, кошмара последних воспоминаний: ужин и Шерлок, ссора и острое чувство одиночества, Стенкс и болезненные мучения, последнее заставило его сердце забиться чаще. Он вспомнил, как тело содрогалось от наслаждения и ярости, как он кричал и плавился, раздираемый внутренними демонами, как внезапно все резко прекратилось, и появился голос. Знакомый голос, тихо звавший его по имени. Шерлок.
Ткань под ладонями была прохладной, шелковой на ощупь. Джон комкал ее в руках, силясь понять, каким образом оказался в кровати, застеленной такими странными простынями. Произошедшее виделось ему нелепым, но страшным кошмаром, который тут же закончится, стоит снова начать видеть, и Джон принялся с удвоенной силой тереть слезящиеся глаза.
- Джеймс.
Он замер от звука знакомого голоса и повернул голову.
- Шерлок? Где я? Что со мной? Я ослеп? – Джон попытался подняться и сесть, но горячие ладони, прикоснувшиеся к его плечам, остановили движение.
- Ты у меня дома. Лежи, ты еще слишком слаб, а слепота временная, – в голосе слышалось странное волнение, так не свойственное всегда скупому на эмоции детективу.
- Что со мной произошло? Где Стенкс? И почему я не в больнице? – вопросы улетели в пустоту, а Джон расслышал, как друг с силой втянул воздух, точно боялся, что непослушные слова и резкие фразы вырвутся наружу против его воли.