Сутулый засветился от гордости и даже капельку похорошел.
― Я сам их собрал.
— Они показывают, сколько осталось жить?
— Нет, конечно! ― его глаза округлились от ужаса. ― Никто, даже крысиный царь, не может определить срок жизни. Эти часы показывают время, оставшееся до важного события. Если вы их купите, то сможете спросить, сколько осталось до… Что бы вы хотели узнать?
— Когда я вернусь домой. Но я не готова купить часы! ― поспешно добавила я, краснея. Юноша разочарованно кивнул и поставил механизм на место.
Я зря заставляла паренька работать. Денег у меня не нашлось. Даже на еду. Впрочем, я почти всегда сидела без гроша: стипендия мизерная, а в клинике много не заработаешь, брать у родителей не позволяла гордость. И я не имела не малейшего понятия о деньгах этого несуразного мира и не представляла, как их заработать. Скоро я буду либо голодать, либо попрошайничать.
В нерешительности топталась у палатки и осматривала диковинки. Механические куклы, замки с открывающимися воротами, опускающимся мостом и драконами, извергающими стальное пламя - интересные игрушки, но они ни на йоту не приближали меня к цели.
— А вы делали что-нибудь для крысиного царя?
Если до этого вопроса парень казался добродушным и даже наивным, то теперь он прищурился, и в глазах запрыгали бесы.
— Почему это вас интересует?
Повесть 1 (отрывок 11)
— Эй, Анри! С кем ты там болтаешь, кракен тебя побери? — ширма за спиной продавца раздвинулась, и оттуда высунулась плешивая старческая голова с узкими хитрыми глазками. Старик шумно втянул воздух, словно принюхивался, при этом его ноздри сморщились как изюминки. — Кто это?
— Покупатель, дядюшка!
— Гидра окаянная, мне-то послышалось, что вы собираетесь шушукаться о чём-то неприличном, — нахмурился старик.
С неожиданной для себя смелостью я произнесла:
— Мне надо спасти принцессу крыс, победить Крауда и вернуться домой.
Конечно, в родном мире я бы не рискнула так дерзко раскрывать карты, но мир вокруг казался ненормальным, и это придало мне храбрости. В конце концов, что терять человеку, уже потерявшему всё?
— О святая морская гидра! — старик закатил глаза. — Заходи, девчонка.
И быстро исчез в подсобке.
Анри сгрёб с витрины в ящики все ценности, помог мне перелезть через прилавок и повесил табличку «закрыто». Взглянув на надпись, поняла, что в этом безумном мире меня смущало.
Буквы. Слова. Язык.
Я видела эти закорючки впервые, но понимала их. И точно так же я понимала снарную речь, звучавшую вокруг.
Но стоило мне подметить эту простую истину, как мир наполнился гулом незнакомых слов и звуков. Даже голова закружилась. Стоило большего труда сосредоточиться, чтобы в какофонии вновь услышать смысл.
— С тобой всё в порядке? — спросил Анри. Теперь я чётко слышала, что с его губ срываются незнакомые, странные слова, но тут же улавливала их смысл, точно кто-то, притаившийся у меня в голове, переводил их.
— Почему я понимаю твой язык и говорю на нём? — и с удивлением заметила, что хотя смысл произнесённых слов был мне понятен, но прозвучали они совершенно на другом языке.
Анри усмехнулся.
— Тебе только кажется, что ты хорошо говоришь на снарном. На самом деле твой акцент ужасен. Все странники способны общаться на других языках, но я и сам не знаю, почему так. Отец покинул меня слишком рано, а дядюшка, который как раз завязал с мореплаванием и на которого я свалился, в таких вещах не разбирается.
— А у тебя нет друзей среди забредающих в Буджум странников?
Юноша нахмурился.
— Знаешь, не стоит на каждом шагу кричать кто ты и что. Идём. Позже объясню.
Служебное помещение оказалось намного больше, чем я ожидала, пожалуй, даже больше нашей трёхкомнатной квартиры. Его освещали пятипалые ветви светильников с пухлыми флаконами для лампочек. А провода от люстр совершенно не к месту были украшены небольшими серебристыми и золотистыми звёздочками, точно эти безделушки пожалели выбрасывать и приткнули куда смогли. В тёмном углу громоздились вытянутые вазы и покрытые лаком корни деревьев, изображавшие причудливых существ и чудовищ из снов, - барахло, которое не пользовалось спросом у покупателей. Но Анри не выкидывал эти милые вещицы, всё ещё надеясь открыть собственное, пусть и совершенно новое дело. Не всю же жизнь подмастерьем быть?