Там же, на крыше, мы и ужинали, наблюдая, как озарённое закатом небо рассекают чайки, ветер доносил к нам запах моря, а Анри всё рассказывал о городе, его улицах и людях, которые когда-то там жили.
Затем в небе показалась чёрная точка, стремительно несущаяся к побережью слева от нас. Но Анри меня успокоил.
― Это всего лишь дирижабль, летающая махина, которую придумали крысы, чтобы не плыть по морю. Они суеверные и боятся моря.
Несколько раз Анри предлагал прогуляться до порта, но я отказывалась. По взглядам юноши и тому, как время от времени он пытался поймать мою руку, я догадывалась, что он видит во мне не только друга. Анри был тих и скромен, и мог бы мне понравиться, если бы не его завидное упрямство и ухаживания, которые становились всё более навязчивыми. Если бы он подождал, пока мы разберёмся с Краудом и я вернусь к нормальной жизни! К тому же его вечно липкие ладони…
― Эй! Ну где вы? ― раздался голос МакГи. ― Работы невпроворот, хватит прохлаждаться!
Целую неделю мы вчетвером трудились над механическим конём: отмеряли металлическую проволоку, резали, гнули. Лепили из глины формы и обжигали их в печи, потому что формы от слоновьих панцирей гениального старца не удовлетворили. А как по мне: так разницы меж ними никакой.
Затем плавили ненужные обломки древних мечей и заливали расплавленное железо в формы, чтобы получить обшивку для механизма, который старательно собирал МакГи, иногда Анри бегал по магазинам и лавкам, пытаясь добыть недостающие запчасти.
Однажды вечером Анри в очередной раз предложил:
― Может, к морю?
― Как-нибудь после.
― Ну как хочешь. Пойду к фонтану умоюсь.
Когда парень вышел, Абдул лениво протянул:
― А я бы сходил к морю. Вернее, был бы рад, если бы меня и лампу туда отнесли, ― лениво протянул джинн. Обманщик! Он прекрасно мог дойти и сам, просто опасался столкнуться с любителями загадывать желания. Видите ли, работать ему неохота!
― Вот и иди с Анри. Если мы на сегодня закончили, то я прогуляюсь по городу.
― Нет, нехорошо неопытной страннице гулять одной. Возьми с собой Анри и джинна, ― сказал МакГи. — И купите еды. У нас кончаются запасы.
Джинна я ещё, пожалуй, взяла бы для компании и защиты, но Анри опять потными ладошками будет хватать меня. А мне хотелось просто отдохнуть и не отвлекаться на мелочи.
― Ладно, ― обречённо согласилась я.
У фонтана мы поймали Анри. Я спрятала руки в карманы, чтобы избежать его прикосновений. Но парнишка перехитрил меня, взяв под руку.
Абдул уверенно шагал впереди, а его лампа болталась прицепленная к моему поясу. Так все будут думать, что это мой джинн, и не пристанут к нему с желаниями.
― Куда изволите, юная странница?
― К ратуше.
Мы недолго пробирались через готовящиеся ко сну торговые ряды: продавцы сворачивали палатки и закрывали ларьки, пряча в ящики залежавшийся товар, кто-то выкидывал мусор в канаву, кто-то вытряхивал коврики. Нас уже не зазывали ни в таверну, ни в лавку. Все эти люди, ранее казавшиеся мне сумбурными и суетливыми, теперь представали тихими и спокойными.
Днём в этом гомоне слова смешивались, окончания скрадывались. Ещё во время спора МакГи с джинном я подметила впечатляющую разницу в акцентах. Оба они говорили на снарном, но для МакГи это был родной язык, быстрый и мелодичный, а для джинна – чужой, и даже разгорячённый спором, джинн умудрялся растягивать слова, смакуя каждую букву.
В центре же дневного Буджума, в шуме и гаме, когда всё кружилось, я разбирала в будто бы знакомых словах – незнакомые. Я понимала смысл, значение, но каждый звук, понятный мне, был чужим. Иногда я терялась в какофонии голосов и не понимала ни бельмеса. Тогда мне приходилось ловить чей-то голос, вслушиваться в него и лишь тогда значения слов вновь становились ясны.