На сутки застряла в каком-то захолустье. Платформа врезалась в промышленный городок. Её бетонная плита уходила под навес, где мужчины в комбинезонах забрасывали стружку и уголь в печь. Форма рабочих была точь-в-точь, как у тех из облупившегося крысиного особняка. За станцией высились строительные леса, подъёмные краны, и стройки и заводы смешивались с хибарами местных жителей-оборванцев. Вернее, домики жителей были приляпаны как неуклюжие наросты к здоровому телу завода-исполина.
Я надвинула капюшон пониже и подошла закрытой кассе. Растолстевший от безделья билетёр сидел на лавке, жевал семечки и сплёвывал очистки в выбоину на платформе.
— Проспала и, наверное, пропустила свою станцию. Вы не подскажете, где я?
Билетёр сощурил водянистые глазки.
— Северный Мыс.
Значит, я вернулась в крысиный мир. Могла бы догадаться. Вряд ли эти работяги в синих комбинезонах работают на кого-то ещё.
В углу доски объявлений под красной надписью «В розыске!» заметила фотографии Крауда и свою. Но большая часть доски была заклеена другим объявлением: «Разыскивается опасный военный преступник Жак де Мориет, изменник и ныне сподвижник мятежника графа де ла Фантхиет». Я быстро пробежала глазами сообщение, но там говорилось лишь о выкупе и наказании, которое ждёт укрывателей информации и пособников, и ни слова о том, чем сейчас занимаются бунтовщики.
— Когда следующий поезд?
Билетёр смачно сплюнул в сторону и запихнул в рот несколько семечек.
— А шут его знает. Не стабильно всё. Вчера было три поезда. На той неделе ни одного. Поговаривают, ещё плата за поезд выросла. Говорят, даже до пяти лет. Дорого, однако. Но я сам не езжу.
Он зло стиснул зубы.
— Ненавижу поезда. Мерзость да и только.
— Спасибо за помощь.
Не больно-то и помог этот противный тип!
Вернулась к доске объявлений. В самом деле: Крауд и я. Сообщники, полыхающие ненавистью друг к другу. Крауд чуть щурился, точно солнце било ему в глаза, волосы всклочены, но он казался лет на десять моложе. Я же на фотографии выглядела как воспитанница интерната из фильма ужасов. Взгляд суровый, неживой, вперившийся в камеру, волосы педантично подстрижены под каре, воротничок платья накрахмален, не то что сейчас. Даже не глядя на отражение в луже или стекле, могу сказать: грязная одежда и мантия с плеча, которую я из-за прохлады решила не снимать, чумазое личико, растрёпанные волосы, отросшие до лопаток, усталые зелёные глаза. Не знаю, откуда крысы раздобыли моё фото. Вот только делала я его год назад, в те времена, когда мы с подружкой ещё любили веселиться и прикалываться.
Рядом висело устаревшее расписание поездов.
— Стоимость проезда до станции «Северный Мыс, царство крыс» из любой точки - два дня жизни.
А внизу был длинный список цен на проезд из Северного Мыса. Уехать отсюда – недешево!
Я нахмурилась. Вспомнила, как попутчики говорили о Северном Мысе, земле, в недрах которой залежи железа, освящённого дыханием василисков. Хотя кое-кто намекал, что помёта там больше, чем святости.
Повесть 2 (отрывок 9)
Северный Мыс – место не простое. Находится как раз на стыке миров и рассечено надвое. На одной стороне может быть день, на другой – ночь, перейдёшь улицу отправишься в прошлое на год, заглянешь в переулок – на десяток лет вперёд. И за каждый переход как плату отдаёшь несколько месяцев своей жизни. Или лет. Как повезёт. Время выделывало тут чудовищные пируэты, и немногочисленные жители ходили по специальным дорожкам из кирпичной крошки, чтобы случайно не провалиться в небытие. На некоторых улицах время ползло медленно, на других летело как угорелое. И даже просто прогулка по улице могла в одночасье состарить.
На станции висело табло с датами и временем. Одно табло показывало, что в Буджуме сейчас первый день виноградного месяца 1447 года, время 14-47. А табло Северного Мыса не показывало ничего из-за сбившегося времени.