В столовой, где раз в день выдавали незамысловатый бесплатный паёк, всегда было не протолкнуться. Но это сослужило мне пользу: я могла слушать разговоры.
Местный язык был сухим, чёрствым, как горбушка прошлогоднего хлеба. Люди говорили о всяких мелочах: о работе в торговой компании, о ценах на акции, о загубленном урожае, о бесчестном партнёре, которого стоит вздёрнуть на ближайшем столбе.
На меня смотрели как на забавную зверушку, сбежавшую из цирка. Дети, розовощёкие, похожие на спелые персики, останавливались недалеко, складывали руки за спиной и беззастенчиво глазели. Я чувствовала их пронзительные взгляды, слышала шелест их шёпота. Они подкрадывались, чтобы ткнуть в меня прутиком, как поступали с трупом в канаве у восточных стен, но стоило мне повернуться в их сторону, как они бросали копья и прятались за угол, осторожно выглядывая. Боялись, что обернусь огнедышащим драконом. Однажды один из них произнёс имя Крауда, но остальные в ужасе зашикали на него.
Кроме глупых мальчишек, о волшебнике тут никто не говорил, поэтому я решила воспользоваться передышкой и разузнать что-нибудь об устройстве мироздания.
Недалеко от площади Себастьяна натолкнулась на библиотеку с арахисовыми колоннами и кривыми, как капли дождя, окнами. Внутри пахло книжной пылью, серой жжёных спичек, и чадили свечи.
Библиотекарь смерил меня оценивающим взглядом. Глаза за песчано-арахисовыми очками с тонкими стёклами недобро блеснули.
— Для иностранцев взнос за пользование библиотекой сто хисов.
Вытянув шею, постаралась разглядеть сокровища, к которым не пускали: длинные ряды стеллажей с ровными, корешок к корешку, рядами книг. В прошлом году душу продала бы за час учёбы в подобном рае.
— Ещё вернусь, — заверила библиотекаря. Тот лишь снисходительно хмыкнул и вернулся к кроссворду.
Я стала попрошайничать на улице, как бы противно это ни было. Увы, на нормальную работу никто не хотел меня нанимать.
В день мне удавалось насобирать от силы двадцать хисов, но почти всё тратила на еду и воду. Не подумайте, что я обжора. Но жадные до неистовства продавцы гнали цены ввысь, точно соревнуясь у кого дороже! А бесплатной еды в столовой не всегда хватало, ведь государству было интереснее подкармливать подданных, чем беженцев и прочих нищих. Осознав тщетность попыток скопить денег, я вновь заглянула в библиотеку одним тёплым вечерком.
Сухопарый с большущими, как шишки, локтями, библиотекарь делал записи в рабочем журнале. Услышав шаги, он резко обернулся и, точно стрелой, пронзил взглядом.
— Собрала сто хисов?
— Оценила экономическую обстановку в городе и пришла к выводу, что подобную сумму никак не раздобыть.
— Тогда попрошу удалиться, я закрываю библиотеку, — мужчина вернулся к заполнению отчётного журнала и так низко склонился, что его волосы блестели, как медь, от них отражался свет свечей рядом.
— Не могли бы вы пойти на уступки и разрешить мне посмотреть несколько книг?
— Даю вам пять минут, чтобы уйти. В противном случае вызову полицию.
— Я могла бы помочь вам в работе, протирала бы пыль, следила бы за посетителями. Вам одному, наверное, трудно ухаживать и следить за такой большой библиотекой?
В душе книжника что-то шевельнулось. Он задержал на мне взгляд.
Я не производила хорошего впечатления: немытые всклоченные волосы – вставь пару веток и будет птичье гнездо; мантия-тряпка и одежды деревенщины, чумазое лицо (умыться-то толком негде, от фонтанов отгоняет стража).
Губы библиотекаря чуть скривились в ухмылке.
— Я пока ещё не выжил из ума.
— Могу привести себя в порядок, чтобы не отпугивать посетителей, если вы дадите мне шанс.
Седеющий упрямец захлопнул журнал, нарочито небрежно задул свечи, щёлкнул зажигалкой, и в керосиновом фонаре с серебристой ручкой появился огонёк.
— Двигайся.