— Продолжайте, пожалуйста, — подбодрил судья.
— Конечно-конечно, — воодушевлённо ответила Дель Арахис. — К несчастью, моя светлица, где я и служанка занимались пряжей, тоже находилась на верхнем этаже. Нам нужно было распутать верблюжью пряжу и сделать несколько пледов для ярмарки в конце недели. Работы оказалось много, поэтому мы сидели почти безвылазно. Вечером первого же дня господин, представившийся паломником, пришёл к нам.
― Простите, мадам, кто он, суд желает уточнить?
― Господин Крауд, конечно же!
― Будьте добры, впредь называйте всех действующих лиц по именам, дабы случайно не ввести суд в заблуждение. Продолжайте, — судья, всё ещё потрясённый наглостью Крауда, говорил раздражённо. Уверена, у него дрожали губы, дёргался глаз.
Теперь Дель Арахис говорила чуть тише, чуть спокойнее, как будто плеть слов судьи остудила её, сбила спесь и превратила в затюканную монашку, боящуюся и слово поперёк сказать.
«Наверное, Крауд был прав: это всё фарс для развлечения присутствующих. И, может, Дель Арахис невинная жертва».
― Крауд первое время сидел молча и наблюдал за нашей работой. Иногда, когда я от усталости роняла пряжу, он быстро поднимал её и с невообразимой галантностью протягивал мне. Вскоре я заметила, что Крауд больше смотрит не на то, как ловко я тонкими пальчиками…
Кто-то, сидящий за стеной, хмыкнул. Должно быть, даже до роковой встречи пальчики у Дель Арахис были как толстенькие сардельки.
― … пальчиками перебираю пряжу, но смотрит на ту часть моего тела, что находится ниже шеи, но выше талии. Да простит мне суд мою иносказательность, но я, проведшая сорок пять лет в монастыре, не смею произносить срамных слов. Ибо мне предстоит ещё долгий путь искупления грехов и ошибок молодости. И пусть я не виновата в этих грехах, и совершила их лишь по глупости да по обману, угодив в сети разбойников, но мне не хотелось бы на старости лет брать и новые проступки на совесть.
― Говорите «декольте», мадам, ― любезно подсказал прокурор.
― О, благодарю. Поначалу я думала, что господина Крауда привлекает не декольте, а мой кулон с волшебным голубым светом. Но потом я поняла, что Крауда интересую именно я. Это смутило. Ведь я обещана была монастырю, да и Крауд был паломником, а паломники строго блюдут обеты, в том числе и обет безбрачия. Но после ужина господин Крауд убедил меня в том, что нет ничего преступного в том, что мы немного погуляем на крыше под луной. Знаете, я увидела совсем другой мир.
Дель Арахис замолчала, взвешивая слова. Но она молчала долго и, казалось, заново переживает то время. И когда она заговорила, голос её был мягким, красивым, точно у влюблённой девушки.
— Другой мир. Преступный мир, с музыкой ветра, блеском звёзд, я никогда не видела такой прекрасной ночи. И… волшебство, — последнее слово монахиня произнесла едва слышно, словно боясь осквернить уста. Зал напрягся, напряглись и те, кто вместе со мной сидели в душной каморке. Я вспотела от томительного ожидания.
— Продолжайте, — потребовал прокурор.
Повесть 2 (отрывок 16)
— Он опьянил меня, не знаю, что он со мной сделал, но я потеряла ощущение реальности! — Дель Арахис вновь вернулась к скрипу. — А на следующее утро я уже не была чистой и невинной девушкой, и пропал мой кулон. Должно быть, негодяй взял его в качестве трофея.
― Благодарю вас, ― произнёс прокурор. ― Вы свободны. Таким образом, благородные дамы и господа, мы видим, что Септимий Крауд – бесчестный и развратный обманщик, достойный смерти. Напомню, что честь женщины – это святое. Честь женщины, посвятившей себя богу – превыше всего. Септимий Крауд совершил страшное преступление, и мы не имеем права оставить его безнаказанным. У обвинения всё.
Судья стукнул молотком.
― Слово предоставляется защите.
Кто-то прямо у двери фыркнул. Я вытянулась, пытаясь рассмотреть, но увидела лишь чёрный край шляпы, который, впрочем, тут же исчез.
― Кхе-кхе, ― откашлялся адвокат. ― Ваша честь, мог бы я задать несколько вопросов госпоже Дель Арахис?
― Вы не могли оповестить суд о своём желании прежде, чем я отпустил госпожу Дель Арахис?