Она успела заслонить лицо рукой, когда ножницы сверкнули перед глазами и, полоснув по ладони, обожгли скулу.
— Посмотрим, многим ли ты понравишься теперь! — Лецию трясло от выпущенной на волю ярости и крови, покрывавшей лезвия ножниц.
Прижав руку к лицу, Оника побежала прочь из зимнего сада, стараясь спрятать лицо от встречающихся на ее пути жителей дворца за волосами. Она чувствовала, как кровь из глубокого пореза на щеке и ладони сочится сквозь пальцы.
Отыскав в своей тумбочке иглу с ниткой, Оника вбежала в ванную комнату, где у стены висело забрызганное каплями зеркало, и убрала руку от лица. Более не сдерживаемая ничем кровь из раны стала заливать щеку, стекая по подбородку и капая на платье.
«Проклятье!» — вставив нить в иголку, Оника постаралась собраться с мыслями. В отличие от Люфира, в совершенстве умевшего накладывать швы, Оника не предавала этому навыку особого внимания, так как всегда могла с легкостью залечить любую свою рану.
Стиснув зубы, она накладывала один стежок за другим. Слезы боли, застилающие глаза, мешали сосредоточиться.
«Так дело не пойдет», — убедившись, что она одна, Оника коснулась пальцами кожи вокруг раны, наполняя ее жгучим холодом. Теперь девушка могла закончить накладывать швы, не отвлекаясь на острую боль.
Обмокнув в воде тряпицу, Оника аккуратно вытерла лицо и шею, следя, чтобы вода не попала на рану и не начала исцелять. Тогда как воистину уродливый шов на лице не представлял особой проблемы, рана на ладони становилась настоящей головной болью. Если Онике не удастся сохранять ее в сухости, порез заживет и тогда не останется иного выхода, как самой резать руку. Потерпеть боль было проще, чем объяснять окружающим, куда исчезла рана.
Перемотав запястье, Оника побежала в прачечную. Близилось время ужина, а еще нужно было сменить платье и успеть на кухню. Ее не заботили оборачивающиеся вслед слуги и суровые стражники, только то, что наложение швов заняло немало времени, и теперь она наверняка не успеет в срок.
Остановившись перед покоями брата, Оника перевела дух и, встретившись взглядом с церковниками, утерла припасенным платком выступившую из раны и щекочущую щеку кровь. Получив одобрение стражи, девушка вошла в комнату, где Кристар уже пол часа как беспокойно поглядывал на часы.
— Рони!
— Простите за опоздание, господин Кристар, такого больше не повториться, — стоило Онике опустить поднос на стол и потянуться к блюдам, как юноша перехватил ее руку. Развернув ее к себе, он обеспокоенно вглядывался в лицо девушки. Шов на щеке опух и сочился редкими каплями крови.
— Рони, что стряслось?
— Господин Кристар, вам не стоит беспокоиться из-за подобной ерунды.
— Ерунды?! — опустив взгляд, юноша заметил перебинтованную руку и нахмурился еще больше. — Что произошло? Откуда эти раны?
— Всего лишь царапины, господин Кристар, — Оника повторяла заученные фразы, смотря в пол.
— Отвечай мне немедленно, Рони.
Оника едва сдержала рвущуюся улыбку. Маленькое подтверждение, что брат все же не вырос наивным добряком и умел стоять на своем, радовало девушку.
— Леция считает несправедливым, что не все так же безобразны, как она. И начать вершить справедливость она решила с меня.
— Ох, Рони, какой же я дурак, мне следовало послушать Зоревара. Я и подумать не мог, что Леция способна на такое. Прости меня за это.
— Вы напрасно так переживаете, господин Кристар, — Оника попыталась высвободить руку, но брат держал крепко. Она была готова к сильной реакции Кристара на раны, но сложившаяся ситуация начала вызывать у нее напряжение.
— Я поговорю с Дораной. Подобное не должно происходить во дворце. Мне невероятно жаль, что с тобой случилось такое. Я возьму у лекаря целебные мази для твоих порезов.
Пристальный взгляд Кристара с прибавившимся к нему молчанием заставил Онику почувствовать себя неуютно. Ей было привычным, что все вокруг не выдерживают внимания ее глаз, и она часто пользовалась этим, но теперь сама попалась в западню.
— Рони, я все ждал удобного случая, и совсем нелепо выходит, что он подвернулся из-за столь печальных обстоятельств, — ладонь юноши коснулась здоровой щеки Оники, знаменуя начало неприятностей. — Чтобы не случилось, ты останешься для меня самой прекрасной девушкой во всем Берилоне.
Оника отшатнулась, задев и уронив стул, стоило брату склониться к ее лицу.
В то же мгновение двери распахнулись, и внутрь, молниеносно отреагировав на шум, ворвались церковники.
— Все в порядке, — ошеломленный реакцией девушки Кристар с трудом натянул безмятежную улыбку. — Всего лишь стулопадение.
Стража не удовлетворилась ответом юноши, и, пока один остался стоять на месте, второй принялся изучать спальню и прилегающую к ней ванную. Воспользовавшись выигранным временем, Оника расставила на столе тарелки, твердо решив, что сегодня ей лучше оставить некоторые обязанности не выполненными.
Закончив с накрыванием стола, она выскользнула за дверь, машинально утерев щеку и оставив на коже красные разводы.
«Идиотка!» — спеша поскорее удалиться от покоев Кристара, Оника корила себя за слепоту и беспечность. Счастливая, что брат жив и здоров, она не подумала, как ее внимание и заботу воспримет девятнадцатилетний юноша, даже не подозревающий об их родстве. Теперь же эта беспечность привела к положению, где одно неосторожно движение могло закончиться полным крахом.
«Играть в чувства с незнакомцем из Ордена — одно дело, но повторять то же самое с собственным братом просто немыслимо. Проклятье, что же теперь делать?»
Проведя ночь среди тягостных размышлений и, задремав под утро, Оника проснулась от ощущения взмокшей от крови подушки. Щека болела, а вместе с ней и вся голова. С трудом поднявшись, девушка побрела приводить кровать и саму себя в порядок. Так долго ощущать боль от ран было непривычно и неприятно, но иначе было нельзя.
Оника на скорую руку убрала покои брата и удалилась, оставив на столе завтрак, хотя обычно Кристар просил дожидаться его возвращения с утренних тренировок. Ночные раздумья не принесли результата, и девушка хотела выиграть еще немного времени, прежде чем снова увидит его. Однажды до дна испив чашу боли поражения и потери, теперь Оника подолгу стояла на распутье, не решаясь принять окончательное решение, от которого могло зависеть будущее не только ее семьи, но и всего государства.
Вечером этого же дня она долго топталась в конце коридора, глядя на дверь, ведущую в покои Кристара, и стоящих на своем посту стражей. Онике казалось, что пройти путь от Храма Первого мага до собственной гибели под стенами Этварка было проще, чем преодолеть несколько десятков шагов, разделявшие ее и брата, уже возвратившегося в свои комнаты.
Кристар сидел в кресле, когда Оника вошла в комнату с подносом, ставшим как никогда тяжелым. Быть может, все дело было в оставленной за дверями маске горничной Рони, защищавшей Онику от груза ее собственной истории.
Засохшие тарелки из-под завтрака покинуто ютились на краю стола.
— Рони, прости, я не хотел тебя напугать или обидеть, — Кристар поднялся с места, растерянно следя за Оникой, ставящей поднос на столешницу.
Что-то изменилось в горничной, ее лице и движениях, и эти изменения на мгновение пошатнули уверенность юноши. Он злился на себя за свою нерешительность, ведь перед ним была всего лишь горничная. Когда девушка подняла на него взгляд, Кристар окончательно растерял все слова и на одном нескладном упрямстве выпалил:
— Проклятье, я влюбился в тебя, Рони, и понятия не имею, что с этим делать!
— Просто великолепно, — этот голос, эти интонации принадлежали не известному Кристару человеку. Несмотря на отсутствие родства со Всевидящей Матерью, он оставался ее воспитанником и никак не мог ждать от простой служанки угрюмой иронии в ответ на свое признание. — Моги ли я понимать это так, что если бы ты выбирал между мной и Арнорой, то выбрал… Кого бы ты выбрал?
— Что за глупости?! — неучтивое обращение горничной, ее вопрос и пронизывающий взгляд окончательно сбили Кристара с толку.