— Сколько вход стоит? — негромко спросил Витька, пока мы шагали по площади к башне.
— Ни сколько. Бесплатно. Гуж говорил же — не слыхал?
— Слыхал, но не поверил. Так разве можно? Так бывает?
— Об этом мечтали когда-то… О мире без денег. Заходишь в магазин и берешь, что тебе надо.
— Тогда один человек унесет вообще все! И всем, кто после него зайдет, ни фига не достанется!
— Предполагалось, что в таком мире будут жить исключительно добрые, щедрые, культурные и дисциплинированные люди.
— Какой идиот это предполагал? А что делать с не добрыми и не щедрыми? Таких завались, знаешь ли!
— А таких на каторгу, — прошептал я. — Не ори. Здесь эта мечта сбылась. Видишь?
— Вижу. Но город какой-то стремный… Нельзя сделать так, чтобы бесплатный город был красивый?
— Сразу всего не бывает, — хмыкнул я. Приближаясь к гигантскому порталу, я нервничал все больше и старался скрыть это за веселым разговором. — Или бесплатно — или красиво, третьего не дано.
Деньги или их аналоги в виде рейтинга на нейрочипе тут, наверное, все-таки использовались. Но вход в квест-башню был свободен. Каждый житель Вечной Сиберии имеет полное право посещать это овеществленное величие родины и восхищаться. Детинец гарантирует.
Мы влились в толпу и зашли в портал. За аркой взорам открылся колоссальный зал, похожий на собор исполинов. На его сводчатом потолке концентрическими кругами раскинулись цветные барельефы — они изображали каких-то людей в величественных позах, занимающихся возведением небоскребов, которых в Вечной Сиберии отродясь не видывали, поднятием целины и прочими детинцоугодными делами. В центре этой мегаломанской Сикстинской капеллы на людей-букашек сурово взирал пожилой человек с аскетичным строгим лицом. Портрет Председателя Вечной Сиберии напоминал колоссальную икону — лик изображен в анфас, черты неподвижны, ладонь приподнятой руки сложена горстью, точно Председатель держит что-то незримое — например, державу. Вокруг головы нимбом-полукругом идут слова “Вечная Сиберия воистину вечна”.
— Когда Председатель помрет, придется переделывать, — шепотом сказал Витька. — Ох, и работы у строителей и художников будет!
Я одернул его — не хватало, что нас услышали.
Глядя на Знак Вечной Сиберии над “иконой”, я задумался: а при чем здесь магический символ? Или это не магический символ? Довелось мне не раз убеждаться, что Знаки связаны с допартами и волшбой Поганого поля. Не обладает ли Председатель таким же нейрочипом, как у меня, и не установлен ли у него допарт Вечной Сиберии, дающий ему власть над этой страной?
Кто он такой вообще — Председатель? На чем жиждется его власть? Исключительно на квестовой промывке мозгов?
Вдруг захлестнуло ощущение присутствия чего-то зловещего и насмешливого. Словно кто-то разразился беззвучным телепатическим смехом — как тогда, когда с нас пропала одежда. На секунду подумалось, что смеется Председатель на потолке, подслушавший мои мысли. В то же время чувствовалось, что смеется не один человек (или нечеловек), а сразу несколько, но синхронно…
Витька, незаметно осмотревшись, запрокинул голову и принялся истово хлопать себя по лбу.
— Ты чего? — буркнул я.
— Стараюсь не выделяться из толпы. Тебе, кстати, тоже советую.
Он был прав. Толпа вокруг то и дело тянула руки к Знаку и Председателю, зачерпывая благодать и вбивая ее в себя жестом “рука-лицо”. Чисто дурдом. Или религиозный экстаз. А это почти синонимичные понятия…
Я молча повторил жест.
Так, хлопая себя по лбу и даже тихонечко подвывая от фальшивых восторга и экзальтации, мы вместе с толпой паломников прошли под одной из пяти арок в другом конце гигантского зала. За ними обнаружились помещения поменьше, но все равно огромные. Здесь к лифтам стояла зигзагообразная толпа в коридорчике из специальных перил. Модераторы следили за порядком. Мы пристроились в конце очереди.
Нуары нам поведали о лифтах и дальнейшем маршруте. Кажется, я понял. Кажется — потому что незрячий человек описывает дорогу иначе, чем тот, кто видит. К тому же сами нуары здесь, по всей видимости, не бывали — лишь слышали описание от зрячих инсайдеров. Расстояние нуары указывали в шагах, про вывески и таблички, которых здесь хватало, ни слова, и часто употреблялись такие описания как “гулкий зал”, “скользкий или шероховатый пол”, “механический гул лифтов вдали”.
Несмотря на слепых поводырей, я не сомневался, что идем мы туда, куда надо. Другой дороги и нет. Нас увлекла очередь. Все это напоминало паломничество в священные места или посещение Ленина в мавзолее.
Очередь то стояла на месте, то резко сдвигалась на десяток шагов, когда очередная порция людей исчезала в пастях десятков лифтов. В целом, двигались мы медленно. Я все беспокоился, что меня заставят оставить рюкзак, но Модераторов мой баул не смутил. Возможно, от паломника, чьи мозги напрочь раздолбаны квестами, не принято ждать неприятностей.
В какой-то момент очередь снова мотнулась вперед, я шагнул со всеми вместе, но Витька зазевался — остался стоять на месте. Я потянул его за плечо, и он отчетливо вздрогнул, поглядел на меня диким взглядом, точно я его разбудил посреди ночи.
— Ты норм? — спросил я.
— А? Не знаю… У меня сейчас типа галлюцинации было.
Я мысленно чертыхнулся.
— Нам только глюков не хватало!
— Не, я сознание не терял, все вроде бы понимал и осознавал. Просто завис немного. Видение было прям очень четкое.
— Что за видение?
Мимо, по другую сторону хрупкого парапета из хромированных трубок, прошел Модератор. Мы умолкли, дождались, пока он отойдет и продолжили перешептываться.
— Да ну, херня какая-то, — отмахнулся Витька. — Это от волнения. Или давление малость упало — такое у меня бывает.
— В мире Поганого поля херни не бывает, — сообщил я. — Особенно если речь о видениях и знаках. Что ты видел?
Витька помолчал, глядя на очередь впереди, пожевал губами. Наконец сказал:
— Привиделось, что они все мертвые… Лежат вповалку, в кровище… Некоторые разодраны в хлам. Как бы месилово здесь было нешуточное… И багровое знамя прямо посреди груды тел, а на нем знак.
— Какой Знак?
— Что-то острое, мудреное…
— Вспомнить можешь?
Витька поморщился, напрягая память.
— Не, не смогу.
— Ладно.
Меня рассказ возбудил и встревожил. После всех приключений я в знаки верил как никто. И в глюки. Но что означает видение Витьки? Вряд ли что-нибудь хорошее, раз речь о мертвецах и кровище…
Перемещаясь дальше к лифтам, я постоянно с тревогой поглядывал на Витьку. Он тер лоб и переносицу и выглядел ошарашенным. Когда он что-то пробормотал под нос, я наклонился к нему:
— Что?
— Мы материализовались, — повторил он. — Мы не переходили через дольмен, мы заново материализовались в этом мире… но то, что нам якобы принадлежало в Скучном мире, со временем рассыпалось в пыль…
— Ты о чем?
Тревога во мне нарастала. Я начал подумывать, не свернуть ли операцию до лучших времен.
Но Витька встряхнулся и улыбнулся мне. На бледных щеках появился румянец.
— Все, вроде отпустило… После глюка какие-то мысли необычные…
— Ты говорил про то, что мы материализовались…
Но тут подошла наша очередь заходить в лифты. Мы поместились в обширной кабине вместе с десятком паломников. В лифте работал кондиционер, но все равно воздух был спертый и попахивало плохо вымытыми и потными человеческими телами. Двери закрылись, кабина вздрогнула и с отчетливым гулом поехала вверх. Скорость увеличивалась, причем рывками, так что нас впечатывало в пол, а в ушах заложило. Строители лифта не озаботились комфортом для людей — удивительно, что кондер поставили.
В лифте, где все прижаты друг к дружке, не поговоришь, и мы молчали — как, собственно, и все остальные. Лифт ехал и ехал, и я вспомнил, что нам предстоит вознестись на огромную высоту. Этот лифт не поднимет нас до самой верхушки, придется пересаживаться на другой лифт.
Я все же исхитрился наклониться и шепнуть на самое ухо Витьки: