А ведь дома был культ еды! Отец и мать были просто помешаны на ней. Оба были детьми голодного, послевоенного времени. Но еще больше они были помешаны на праздниках. Они желали их с такой страстью, что бросали на них все, что у них было. Все уходило на застолья, на веселье с вкусной едой, с хорошими разговорами, с песнями под гитару. Сколько бы ни привез отец денег из морей, всегда было мало. В конце его отпуска они обязательно кончались. Когда мать говорила папе об этом, он отвечал ей: «Сходи-ка к Алене (так он называл тетю Аллу). А я, как приеду в Мурманск, вышлю тебе авансик!» И мать шла и занимала.
Я представил, как она шла по лестнице второго подъезда кооперативной пятиэтажки, где жила тетя Алла (мы жили в первом), о чем-то думала и неспешно преодолевала ступеньки – поднималась она всегда тяжело, зато верно. Алла выручит, у нее всегда есть деньги. Она умела с ними обращаться. Отец и мать – нет. Они просаживали почти все на застолья. Мать ловила кайф от того, что она – хозяйка. У нее уже приготовлено столько блюд, и она снова – лучшая. Отец ловил кайф от самовыражения, от собственной эрудиции и широкого кругозора. Он рассказывал о том волшебном мире, о котором у остальных советских людей было настолько смутное представление, что лучше про него вообще не говорить.
Глава 20
На работе я наконец нашел общий язык с дизайнером Любой, с которой мы сделали несколько больших и маленьких проектов. Однажды я понял, что Люба похожа на мою мать, она такая же добрая и отзывчивая, с ней приятно находиться рядом, людей тянуло к ней как магнитом. Однажды я от всего сердца пожелал Любе счастья и другой судьбы, не такой как у моей матери. В Любе я словно обрел замену, боль от потери даже стала казаться не такой острой. Я старался быть рядом с ней, я обожал ее. И имя, конечно же! У Любы был любимый мужчина, серьезный бородатый человек старшее нее. Да, это была большая любовь, это было ясно с первого взгляда на них. Он иногда приходил в редакцию. Он и Люба жили раздельно, потому что он ухаживал за своей парализованной матерью и был в основном при ней. Но вырывался к Любе, как только мог. Любовь с препятствиями. Люба.
А в начальнице я неожиданно увидел мачеху. Она оказалась нервной, всего боящейся закомплексованной брюзгой. Мы уже успели рассориться на третьем моем проекте, первом без бывшего начальника. На нем она не дала мне действовать самостоятельно, стала диктовать. «Я здесь начальник! Ты сделаешь так, как говорю тебе я!», – кричала мне на весь редакционный опен-спейс, стояла над душой, унижала и давила, давила. Я тоже был хорош гусь, заупрямился, хотел все сделать по-своему, огрызнулся, она вспыхнула от негодования. После этого отношения испортились навсегда и стали похожи на отношения пары, которая подала на развод и вынуждена какое-то время жить в одной квартире. Мачеха стала ревновать меня к Любе, с которой очень «сдружилась», они вместе курили и обсуждали всех, в том числе меня.
После одного особо мучительного проекта Люба сорвалась на меня и обвинила в том, что я слишком уступал заказчику, она была очень раздражена. Она понимала, что не я виноват в этом, виновата скорее система, хотя у меня, как и у всех, случались проколы, особенно вначале. И заказчик попался просто ужасный, все это знали и даже мачеха не выговаривала мне. Это надолго омрачило наши отношения.
Глава 21
Позвонил брат с новостью: «Билик умер… Усыпили его. Он совсем плохой был. Ослеп, лапы отнялись…» Я вспомнил: брат подарил его отцу на юбилей, чтобы тот больше двигался. Билли, тогда еще совсем щенок, оказавшись дома, съел 5 вкуснейших материных отбивных и проспал шестнадцать часов кряду. С Билли матери прибавилось забот, потому что отец почти не занимался им. Особенно тяжело стало, когда он слег. У матери появились две повинности, рабой которых она стала. Ее это изматывало. Вся жизнь была подчинена расписанию: утром пойти гулять с Билли, потом хлопотать вокруг отца, после этого обед, немного погодя опять выгул Билли, затем снова отец… В день смерти матери Билли отказался выходить на улицу. Об этом мне рассказала та женщина, которая из добрых побуждений взяла его, чтобы спасти от усыпления, ведь мать говорила, что сделает это, если не найдет ему нового хозяина. Так Билли повезло – он прожил еще 6 лет в неге, заботе и любви. Собачье счастье! Говорят, попав к новой хозяйке, он стал таким послушным, каким никогда не был.
Следующие выходные, которые я провел с отцом, прошли неудачно. Утром мы поссорились из-за сигарет. Как только я встал, он заорал на меня, показав на пустую пачку. Апогей наших упреков и обид – две фразы, которые мы бросили друг другу: «Это ты убил маму!» «Нет, это ты убил маму!». После этого – молчание, но мы были рады, что высказались. Я хлопнул дверью и ушел в магазин. Купив две пачки Marlboro, побежал скорее обратно, чуть не вприпрыжку, ведь долг важнее эмоций.