Всю ночь я слышал храп Валентины и заснул только к утру, несколько раз плакал.
На следующее утро, проснувшись от холода, увидел его, лежащего в кровати, укутанного платками и полотенцами, как кукла. Это Валентина открыла окно, чтобы проветрить комнату. Я не смог не улыбнуться: он так трогательно выглядел в этих тряпочках.
В этот день он закричал довольно разборчиво «Больно!» и «Бляди!» – это было про нас с Валентиной, когда мы переворачивали его после смены постельного белья, или подтаскивали на подушку, когда он совсем с нее сползал. Я слушал эти «Больно!» и «Бляди!» с благодарностью и восторгом.
Валентина весь день пропадала на кухне, а я сидел рядом с ним и смотрел на его огромные, тяжелые глазные яблоки, прикрытые тонкими веками. Он спал, иногда открывал глаза и снова закрывал их. Кажется, он уже не узнавал меня. Плоть, породившая мою плоть, умирала, умирала на моих глазах.
Следующую ночь я снова плохо спал, отчасти из-за мыслей, отчасти от громкого храпа Валентины. С ней приходилось спать в одной комнате, больше у нас не было места, во второй комнате спал отец. Я мог бы переночевать у тети Аллы, но не хотел ее стеснять, она привыкла жить одна. И мне там было бы неуютно. Еще я волновался, вдруг что-то случится с папой, а меня не будет? Ночью он был беспокоен, метался и бредил, разговаривал, жил какой-то интенсивной жизнью, более насыщенной, чем днем.
Глава 28
7 января, православное Рождество. Я все-таки уехал в Москву на пару дней, хотя бы нормально поспать, потом вернуться. До отъезда успел побрить его, он мычал, голова болталась. Старался брить аккуратно, едва сдерживал слезы.
В электричке наискосок от меня сидела девушка с плеером в ушах, из него неслись неприятные звуки. Судя по тому, что я разобрал, слушала она русский рэп и сатанинский металл. Первое было удивительно, но, видимо, я уже начал отставать от трендов.
От нечего делать стал разглядывать девицу: крашенные в черный цвет волосы, «левая» сумка Fred Perry, линялые светло-голубые джинсы и не по сезону легкая куртка. Довольно симпатичная в своей молодости, хоть и безвкусная. Я был уверен: когда пойдут контролеры, она встанет и ринется к выходу из вагона вместе с остальными безбилетными. Именно это удерживало меня от того, чтобы не пересесть на другое место, где я мог бы не слышать музыки из ее наушников. Я скользил взглядом по ее фигуре и смотрел в окно.
В конце вагона появились хмурые люди в уродливых синих куртках. Я был прав: девица встала и вышла из вагона. Прошло добрых пять минут, прежде чем хмурая женщина в синей куртке появилась передо мной. Протянул ей билет и вспомнил молодую брюнетку, недавно сидевшую передо мной. Не вынимая из ушей наушников с грохочущей на полной громкости музыкой, она встала и вместе с другими безбилетными вышла из вагона. А около ее уха, с которого свисала тоненькая змейка проводочка от плеера, лениво кружила чудом выжившая зимняя муха. Я громко хихикнул, вспомнив эту гротескную сцену – торопящаяся девушка и никуда не спешащая муха – и получил за это тоскливый взгляд женщины в грубой синей куртке с нашивкой «РЖД».
Как только контролеры покинули заметно опустевший вагон, на его пороге появился молодой музыкант с гитарой через плечо. Он запел довольно вульгарную песню, явно собственного сочинения, про то, как безответно влюбленный тоскует по девушке и решает послать ей эсэмэску со своими признаниями, которые, он уже знает заранее, будут отвергнуты. Припев – это и есть текст той самой смс, что-то там про «Милая моя, я одну тебя люблю, мечтаю о тебе». И вот, когда эсэмэска набрана, лирический герой стирает ее и не отправляет… «А вот это неправильно», – подумал я. «Все равно надо было послать это сообщение. Хотя бы для самоуважения». Закончив петь, поблагодарив и пожелав всем хорошего пути удивительно мягким голосом, исполнитель медленно пошел по вагону. Пока он шел, я успел рассмотреть его: совсем молодой парень, лет 19-20, одетый в грязные джинсы, засаленную и слишком легкую для зимы куртку, сильно хромающий, явно врожденное. Скорее всего, пел о себе, у него получалось искренне, но чересчур старательно. Парень прошел весь вагон, никто не дал ему ни копейки. Я порылся в карманах, но там не было ни мелочи, ни бумажных десяток.
Глава 29
Я открыл книгу, стал читать, но не мог сосредоточиться. Подняв глаза, увидел, как напротив уселись два довольно замызганных мужичонки. От обоих разило водкой, но они были еще не сильно пьяные. С нарочитой серьезностью достали мобильные телефоны, один открыл при этом рот: там гордо блестели золотые зубы. У второго, наоборот, зияла пустота, лишь по краям были видны робкие желтые клыки. Оба долго копались в мобильниках, наконец, зубастому удалось записать номер беззубого. После этого он встал и деловито бросил второму явно где-то услышанную фразу: «Ну, ладно, созвонимся!» Вальяжно направился к выходу. Беззубый, оставшись один, заскучал, стал звонить кому-то, но никто не ответил. Копаясь в телефоне, он не заметил делающих второй круг контролеров. Один из них вырос перед ним и грубо спросил про билет. Беззубый замялся и получил приказное: на выход! Мордатый контролер, выгнавший беззубого безбилетника, был похож на моего дальнего родственника, который одно время часто звонил нам и просил, чтобы отец, который ходил тогда в моря, прислал ему импортные кроссовки. Мне было лет 10. Так я узнал о нем. Кроссовок отец ему не привез.