Когда я подлетал к Копенгагену, меня охватило волнение: отец бывал здесь, и не раз. Причем заходил он в него с моря, как полагается моряку. Уверен, его охватила радость, когда он впервые увидел этот город, изрезанный каналами, с ветряными мельницами, выглядывающими прямо из воды. Город, про который он столько слышал и читал.
В Копенгагене я встретил женщину, чем-то похожую на мать, она рассказала мне историю появления памятника русалке, которую я и так знал, отец рассказывал. Он вообще был влюблен в Запад и все западное. И сказки Андерсена тоже любил.
Будучи в Копенгагене, я постоянно вспоминал отца. Во-первых, из-за тех датских конфет в шуршащей обертке наподобие нынешних M&Ms, что он мне когда-то привез, мне было лет семь, я ел их и думал, что мало что может с ними сравниться, а когда он попросил угостить его ими, я зажадничал. На следующий день я поехал в Эльсинор, замок Гамлета на краю острова Зеландия, в часе езды Копенгагена. Именно сюда поместил безумного принца Шекспир. Я приехал поздно, внутренние помещения были закрыты, во дворе стонал на все лады морской ветер. Здесь теперь ставят шекспировские пьесы. Я тоже захотел продекламировать вслух отрывки из «Гамлета», но вспомнил лишь две фразы: «Прервалась связь времен» и «Быть или не быть? Вот в чем вопрос». Да еще одну, и то на английском: «To shuffle off this mortal coil…». Интересно, как на меня, под стоны и завывания ветра торжественно декламирующего Шекспира, посмотрели бы посетители?
Я обошел замок и оказался около рва, в котором плавал большой белый лебедь. Остановился и принялся его разглядывать. Увидев меня, лебедь вышел из воды, двинулся в мою сторону и зашипел, наверняка просил есть, смешно переваливался и подходил все ближе. Я увидел блестящий обруч с пластиковой табличкой на лапе. Постояв, пошипев и не получив желаемого, лебедь повернулся, заковылял обратно, плюхнулся в ров и гордо поплыл, от него расходились небольшие волны. Чуть поодаль стояли белобрысые, румяные датские дети с такими же румяными и белобрысыми родителями и смотрели на большую белую птицу, уверенно плывущую по темной воде.
В отеле в Копенгагене мне приснился сон, в котором отец протягивал мне небольшой шуршащий пакетик ярко-желтого, канареечного цвета и говорил, что это из Дании. Я с трудом разорвал пакетик, он был очень плотный. Внутри были шоколадные драже. Я ел эти разноцветные шоколадные шарики один за другим и знал, что через мгновение отец попросит меня поделиться с ним конфетами, я откажусь и он назовет меня жмотом.
Глава 40
Проснувшись наутро, я вспомнил, что в начале девяностых отец выпустил книгу сказок Андерсена с отличными иллюстрациями и его предисловием как редактора. Я помогал разгружать фургон с этими книгами – мы должны были их сами реализовывать. И, кстати, вполне успешно реализовали! Наверное, это был один из немногих, если не единственный его удачный бизнес-проект, в котором он был главным. Отец заработал хорошие деньги и отдал из них небольшую часть мне как помогавшему в разгрузке. Все по-честному. На заработок я не мог купить что-то крупное, например, из одежды, но зато вдоволь покупал бананы и сладости, даже угощал ими друзей. Наши с ним отношения тогда были чуть лучше, чем обычно – мы общались, радовались, что книги так хорошо расходились. Отец любил книги, любил ими заниматься. Он написал хорошее предисловие, и я подумал, почему он так редко использует те слова, которые использовал в тексте, обращаясь к читателям сказок: «Тебе повезло, малыш…» И так далее. Если бы он так разговаривал со мной и с матерьюой, мы бы не ругались и не обижались друг на друга.