Глава 51
После тягостного ужина у родственников, где я хотя бы наелся отбивных (процентов двадцать от того качества, что я ел когда-то у матери) и послушал вечные разговоры о том, сколько народу понаехало в их Москву, я наконец, сразу после невкусного торта с чаем, сбежал (к обоюдному облегчению) и до позднего вечера бродил по городу, потом пришел домой и долго сидел на кухне, пытался дозвониться до моей «постоянной» проститутки, она не отвечала, на что имела полное право. Я остался один посреди ночи, боролся со своими демонами, пытался понять причину моей привязанности к проститутке, с которой ни разу не удавалось даже нормально поговорить. Неожиданно она сама позвонила и сказала, что сможет скоро приехать. Я обрадовался.
Она была усталой, сразу легла спать на диване, поджав под себя ноги. Я заботливо, как мне показалось, укрыл ее пледом и долго смотрел, как она спит. В ней не было ничего особенного, самая обычная девушка, даже скорее женщина, крашенные «под блондинку волосы», грубоватая, довольно вульгарно одетая. Но она была единственным существом, с которым меня хоть что-то связывало в этом городе. По крайней мере, мне так казалось. Я заснул на своей кровати рядом. Проснувшись утром, я увидел пустой диван, плед валялся на полу. Обнаружив пропажу денег из кошелька, засмеялся: «ничто человеческое…» Лег обратно и опять заснул.
Мне приснилось, что я на приеме у психоаналитика, почему-то в Нью-Йорке, причем на самом верхнем этаже небоскреба Эмпайр Стейт Билдинг. Я попробовал подойти к панорамному окну, но отпрянул в ужасе: передо мной расстилался город-муравейник, от высоты меня затошнило. Психоаналитик сидел за столом и, не обращая на меня внимания, писал что-то от руки. Я заглянул через плечо, увидел свое имя и фамилию на бланке и текст заключения: «Пациент – жертва Эдипова комплекса. Сильная привязанность к матери, чувство вины перед ней, ненависть к отцу…»
Я закричал: «Не было у меня ненависти к отцу! Протестую, это неверное заключение…» Врач продолжал писать. Я проснулся и вспоминал о проститутке – ответит ли она на мой звонок, если я ей позвоню? Встал с кровати, пошел искать телефон, посмотрел на нем время – без пяти пять утра, нет, не стоит ей звонить в такое время, да еще сразу после того, как она украла у меня деньги, позвоню попозже, может, дня через три-четыре, если выдержу столько времени без нее. Захотелось есть, я достал из холодильника кусок сыра, отрезал от него и съел. Пока я ел, почему-то встала перед глазами картина реально произошедшего случая: мне лет 7-8, мы в гостях у тети Гали. Накрыт стол, какой-то праздник. Много народа, в основном родня. Через какое-то время матери стало плохо. Она сидела на унитазе, но ее не рвало, а просто «крутило». Все вокруг засуетились. Подошел отец, стал давать советы, явно ревнуя тетку к матери. Мать раздраженно бросила нам, может, ему в первую очередь: «Да уйдите же вы все!» Через какое-то время ей стало лучше. То ли от помощи, которую ей оказала тетя Галя, то ли само по себе прошло. Ей было неудобно, что из-за нее все так переволновались. «Что вы тут устроили?» – спросила она раздраженно, чтобы скрыть смущение. В тот момент мы поняли, что это она всех нас связывала, что без нее мы бы сразу рассыпались на осколки. Я так вообще общался через нее со всем миром, включая отца. Другое воспоминание связано с тем, что мать приняла какое-то лекарство, на которое у нее началась сильная аллергия. Тетя Галя страшно перепугалась – она знала, чем это могло закончиться. Я тогда не понял всей опасности, я был не очень большой – подросток, наверное. Но у меня были свои фантазии и страхи на тему потери матери. Еще совсем маленьким я боялся, что ее унесет колдун или она провалится в колодец, каких много на улицах. Кто-то рассказал мне про такой случай, и я с тех пор тревожился за мать, даже крутил эдакий «фильм» в голове. В нем она проваливалась в дыру, но не исчезала, а некоторое время плавала на поверхности в своей красивой белой мутоновой шубке, лишь потом ее засасывало в воронку.
Глава 52
Однажды, когда мне было лет пятнадцать и мы сидели дома на кухне и больше никого не было в квартире, мать неожиданно сказала, глядя в окно: «Ты всегда был очень необычным. Всегда». Она не понимала меня порой, не понимала моей к ней привязанности, она пугала ее. Я удивленно вскинул брови, немного надулся и на этом все закончилось. Но теперь я захотел «продолжить» этот разговор, сидя на другой кухне, спустя много лет. Я тоже стоял и смотрел в окно и воскликнул в ответ на ее утверждение: «Кто? Я? Необычный? Что ты имеешь в виду?» «Да, ты. Я не знаю, как это объяснить…» «А ты… любила меня таким?» (Я почему-то сказал «любила», а не «любишь», словно самое важное для меня было выяснить, любила ли она меня, скажем, в 1996 году или нет) «Конечно! И таким, и всяким».