Ночью на улице не прекращая лаяла бездомная собака: заливистый, безысходный лай. Я заткнул уши и запел песню, которую любила петь мать: «Этот мир придуман не нами, этот мир придуман не мной…»
Когда мне было пять лет, еще в детском саду, я был влюблен в воспитательницу, Марину Юрьевну. Я подходил к ней сзади, дул ей на волосы и смотрел, как они разлетались в разные стороны словно пушинки и снова собирались вместе. Марина Юрьевна смущалась. Однажды я украл у матери из шкатулки на туалетном столике золотой перстень с нефритом и принес его Марине Юрьевне. Она смущенно, но немного гордо надела его на палец. Мать, пришедшая меня забирать и увидевшая перстень на ее руке («А мне ваш сын подарил! Я не виновата!»), получила его обратно. Она была шокирована настолько, что почти не ругала меня.
Вспомнив про историю с перстнем, я написал смс знакомой проститутке: «Я не обижен на тебя, только ответь». Перезвонив через полчаса, услышал автоматический голос: «Номер заблокирован».
Попробовал позвонить в эскорт-агентство, чтобы договориться о замене, но бросил трубку; хватит с меня этих неприятностей.
Глава 54
Ночью долго не мог заснуть, никаких мыслей и снов, лишь тревога и беспокойство. Поднявшись рано, не выспавшийся и осунувшийся, решил поехать в Петербург. В Питере на вокзале взял такси до Эрмитажа. В Эрмитаже сразу направился в зал с леонардовскими мадоннами. Мешали туристические группы, которые вливались в зал одна за другой, как потоки воды. Заслонив картину и не реагируя на недовольство туристов, словно оглох на время, долго пялился на «Беззубую Мадонну». Может, это была галлюцинация, но я отчетливо видел, как «Беззубая Мадонна», оторвав глаза от младенца на руках, посмотрела на меня с любовью и нежностью. У меня закружилась голова и я упал в обморок.
Придя в себя, я заверил подбежавших служительниц, что со мной все нормально и скорую вызывать не надо. Еще раз мельком глянув на «Беззубую Мадонну», вышел из музея.
Я остановился в первом попавшемся отеле недалеко от Невского проспекта. Зайдя в пропахший плесенью номер, сразу же повалился на кровать не раздеваясь, мгновенно уснул. Во сне мне удалось разорвать пуповину, сжимавшую горло и мешавшую дышать. Проснулся от собственного крика, ощупал свое горло, потом лицо – оно было потное, встал, выпил воды из-под крана, разделся и продолжил спать. На следующий день прямо из отеля поехал на вокзал, сел на ближайший московский поезд.
В Москве сразу же пересел на электричку, следовавшую в Тверь. Смотрел на унылые пейзажи за окном так, словно видел их впервые.
Заснув в электричке, увидел сон: легко одетый, я шел по ледяной траве и ежился от холода. С неба падали праздничные гирлянды, одна была с новогодней елки, что мы когда-то украшали вместе с родителями. Я попытался поймать ее, но она исчезла в тумане. Когда туман рассеялся, я увидел бабочку, она была не очень большая, но росла на глазах. Стало теплеть, зимняя ночь превратилась в летнюю, луна светила ярко, огромная бабочка с белыми крыльями в мелкую черную крапинку неслышно кружила по поляне в молочном свете. После этого сна сразу начался другой. В нем мне было лет пять, я лежал один в своей комнате, но не было страшно. Это была наша старая квартира. Я слышал вздохи, посапывания и легкий храп. Это были отец и мать, они спали в другой комнате, через коридор. Сквозь неплотно прикрытую дверь моей комнаты пробивался рыжий луч света.
Проснулся как раз тогда, когда поезд подходил к конечной станции. Купил в вокзальном киоске огромный букет цветов, поймал такси и поехал на кладбище.
Доехал быстро. Могилу тоже нашел быстро, почти не путался, как всегда, «армянин» помог, то есть красивый и заметный издалека памятник мужчине с армянской фамилией. Постоял с букетом цветов, положил на гранитные плиты, посмотрел на них обоих на портрете, они уже были вместе, в одной могиле, его к ней подхоронили, и фотография была удачная, отец был на ней очень довольный, а мать была похожа на еврейку только что из бани, тоже довольная, это одна из лучших поздних фотографий, на которой они вместе и, кажется, счастливы; помолчал, уперся взглядом вдаль, туда, где лес и горизонт, развернулся и пошел на остановку. Доехал на маршрутке с хмурыми женщинами и одним мужчиной в высоких болотных сапогах, желтыми от табака усами и с ведром клюквы для продажи, прикрытым газетой. Пересел на другую маршрутку в центре, на ней доехал до вокзала, там подождал немного электричку и сел на нее, пустую. Народ будет ее заполнять, только когда въедем в Московскую область. А пока можно посидеть в тишине и пустоте серого вагона с сиденьями цвета мыльной пены.