– Лиля, это Андрей Степанович, – он замолчал.
– Я вас узнала.
– Вы не могли бы ко мне приехать? – когда он произнес эти слова, он почувствовал, что давно хотел их сказать.
– Когда? – робко спросила Лилечка.
– Прямо сейчас, – уверенно сказал Андрей Степанович.
Через час Лилечка сидела на диване в квартире Андрея Степановича, который ходил взад и вперед перед ней, рассказывая о последних днях Натальи Аркадьевны, рассказывая свои чувства, которые он впервые озвучивал, отчего они превращались из переживания в реальный факт, и от этого боль уходила куда-то, а на ее месте возникала робко, незаметно нежность, неистраченная, неизрасходованная, и Андрей Степанович не знал, кому она принадлежит – воспоминанию о маме или реальной женщине, перед ним сидящей. Он вспомнил это чувство, которое всю жизнь его сопровождало, и оно всегда было связано с мамой, оно полностью и безоговорочно принадлежало ей, и никакие влюбленности не могли по силе и глубине с ним сравниться.
Сейчас впервые Андрей Степанович осознал, что никого в жизни не любил, кроме мамы, и не знал, почему он это все сейчас говорил Лилечке. Лиля сидела какая-то подавленная, она начинала понимать этого странного, интересного ей человека, и то, что сейчас говорил Андрей Степанович, ей было непонятно. Она впервые видела такого мужчину, который так откровенно признавался в своей любви к матери, не простой любви, а другой, сложной и ей неизвестной, любви, которая все заслоняла собой, закрывала ему, взрослому человеку, возможность любить и понимать других женщин. Лилечка не знала, что она присутствует при чем-то очень тайном, сакральном, в чем признаются разве что на смертном одре, но она чувствовала, что этому человеку надо ей все это высказать, и она слушала, стараясь угадать тайный смысл его речей, и это у нее как будто получалось.
Со стороны это выглядело так, что женщина, сидящая сейчас перед Андреем Степановичем, все понимает. На самом деле Лилечке было очень неуютно, как будто она чего-то стеснялась. Это было ее собственное чувство к Андрею Степановичу, мешавшее ей понимать до конца смысл всего, что он говорил. В этот момент она наполовину понимала смысл всего сказанного им, она любила его молча, и разум ее отключался, она вся была как сжатая пружина, и чем больше говорил Андрей Степанович, тем больше Лилечка зажималась, и когда ей стало совсем невозможно, она вдруг разрыдалась, как ребенок, которого отчитывает грозный учитель, а тот не понимает, в чем он виноват.
Искренние, глубокие чувства Андрея Степановича, которые он столько лет носил в своей душе, при виде слез реальной Лилечки на минуту отошли в сторону, и он, казалось, забыл о них и почувствовал облегчение от того, что все это высказал сейчас. Он вдруг осознал, что груз переживаний становится легче, и у него возникло желание рассказать о них Лилечке:
– Вы меня извините, но мне некому было все это сказать, и вы единственный мне сейчас близкий человек.
В этот момент он увидел заплаканное лицо Лилечки совсем рядом, и он обнял ее и прижался к ней щекой. Когда он почувствовал теплое мягкое тело Лилечки, в нем возникла не страсть, а нежность, и он поцеловал Лилечку как юноша, впервые встретивший свою любовь. Дальше не было того, что случается со всеми. Не было близости, не было признаний. Андрей Степанович поблагодарил Лилечку и проводил ее до остановки троллейбуса.
Глава 9
Когда Лилечка вернулась к себе, она почувствовала себя такой несчастной, что не знала, что ей делать. Она села на диван и так просидела, сколько времени, она не помнила. Она не готова была к таким отношениям, которые ей предлагал Андрей Степанович, ей хотелось всего и сразу, и она понимала, что дальняя перспектива благородной дружбы, на которую в душе рассчитывал Андрей Степанович, – это ей не по силам сейчас. Ее темперамент и ее жизнь не соответствовали его уровню интеллигентности – это она чувствовала, не называя никак то, что между ними происходило. Она не могла признаться себе, что не подходит Андрею Степановичу, но робкая надежда возникала в ее душе при воспоминании, что она «единственный человек, который…» – дальше она не помнила. Она была разочарована и подавлена. Все, что Андрей Степанович ей высказал, она, как женщина не очень умная, не могла понять до конца и поэтому не знала, как к этому относиться.
Когда Андрей Степанович проводил Лилечку он вдруг почувствовал себя по другому, по новому, ему как будто стало легче жить. Он подошел к письменному столу, достал свою заветную тетрадь и написал: