– Что там, Лиля? – услышала она спокойный голос Андрея Степановича.
– Ничего серьезного, – ответила Лилечка, в который раз мучаясь ревностью и ложью. Она ревновала непроизвольно, подсознательно чувствуя, что тут не все так просто.
Сомнения нас покидают и не тормозят жизнь, которая плавно продолжает свой бег в неизвестность, но это естественный ход ее, и мы ему подчиняемся, и не раздумывая идем навстречу будущему, в котором мы себя видим другими, и кажется, что все еще возможно, не исправить, а сделать лучше. В такие мгновения прошлое осознается как свершившееся единственно возможным способом, но однажды наступает минута, когда, оглядываясь на прошлое, обнаруживаешь в своей душе бесконечный источник возможностей проживать свою жизнь в соответствии со своими мыслями, и предчувствуешь перемены, и именно тогда всякие сомнения устраняются. Такое случилось с Андреем Степановичем.
– Лиля! Я не буду встречаться с этой женщиной. Давай забудем эту историю. Я знаю, что это произойдет не сразу, но мы не должны свою жизнь тратить на преодоление каких-то непонятных эмоций, – он замолчал, чувствуя, что еще очень далеко до того момента, когда все, о чем он говорит так уверенно, осуществится. – Давай постараемся это сделать… – он замолчал.
Как только эти слова дошли до сознания Лилечки, как будто что-то рухнуло, лопнуло, что тормозило ее жизнь в последнее время. Она почувствовала такой прилив сил, что стала дышать глубже, как будто ощущая вкус воздуха, который, казалось ей, обжигал ноздри непонятно откуда взявшейся свежестью. Она почувствовала себя счастливой и свободной от бремени вдруг свалившегося с ее плеч, она начинала жить заново, и от глубины чувства она как будто на какое-то мгновение потеряла дар речи и молчала.
То же самое испытывал Андрей Степанович, понимая, что страх перед своим прошлым, страх делать выбор, принимать решение куда-то ушел, и он смотрел в никуда, испытывая чувство путешественника, отдыхающего после долгой дороги. Долгую дорогу проходила его мысль, напрягая силы души, которая по-прежнему не могла оценить прошлое, которое беспокоило Андрея Степановича нелепостью его поведения тогда, невозможностью решить сейчас для себя трудную задачу отношения к нему, к прошлому, от которого он сейчас прятался, испытывая чувства неопределенные, но которые не давали ему никогда покоя, напоминая о себе, и всегда что-то больно кололо его сердце, когда он вспоминал свою романтическую любовь, которая так его обманула тогда, что он долго не мог себе сказать тех единственно подходящих для этой ситуации слов, что он тогда ее обманул САМ своей нерешительностью и страхом перед мамой, любовь к которой всегда была высшим мерилом его отношений с людьми.
И только теперь многое объяснило ситуацию далекого прошлого, вдруг так о себе напомнившего этой историей с Сергеем. Андрей Степанович не находил в душе никаких чувств к этому человеку, человеку родному, но чужому, и долго чувство неопределенности своего отношения к этой ситуации не давало ему спокойно жить в последнее время. И вот теперь он испытывал чувства человека, освободившегося от тяжелой ноши, мешавшей ему жить дальше, не испытывая угрызений совести.
Когда он себе сказал, что он не хочет в этой истории копаться, когда он как будто окончательно отказывался от мысли принять участие в судьбе этого человека, который и по его, Андрея Степановича, вине жил в условиях, не способствующих развитию его лучших сторон, – ведь Андрей Степанович думал, что если бы этот Сергей воспитывался в других обстоятельствах, такого бы с ним не случилось, на этом заблуждении Андрея Степановича и прорастал его стыд и страх перед случившимся, которые как бы напоминали ему о его причастности к произошедшему. А это было далеко от той правды, которая скрыта в жизни, в ее поворотах, и наши объяснения и переживания связаны не с жизнью и ее законами, а с нашими собственными представлениями о ней, которые очень далеки от той правды, которая скрыта глубоко, и есть она или нет ее?
Так всполохами мысль Андрея Степановича скользила по поверхности событий прошлого, загоняя его собственное представление о ней в угол, и тогда ему становилось плохо, и он мучался, не зная, как ему освободиться от этих угрызений совести, а на самом деле, если бы он себе сказал, что все это страдание, только следствие его фантастических представлений о жизни и о людях, ее творящих, он бы, наверное, избежал этих мучительных для него мгновений, но нашей внутренней жизнью управляет память, и она безжалостна и необъективна, запоминая то, что, казалось бы, можно и забыть, и в этом запутанном клубке сознания, памяти, нервов живет душа, на долю которой выпадают эти испытания, которые время бессильно корректировать, и только однажды усилие воли, или силы души, вдруг освобождает нас от переживаний, и мы продолжаем свой путь, делая те же самые ошибки, избежать которых невозможно из-за нашей зависимости от нас самих, таких, какими нас создал Творец.