Таинственный певец оказался прав: директор так и не смог заснуть.
Той же ночью мистер Стиллер, главный надзиратель тюрьмы Хиллстон, пережил самое сильное унижение в жизни. Он всегда мучился бессонницей, а потому имел привычку обходить все постоялые дворы Хилл стона почти до зари. Даже самые близкие таверны располагались довольно далеко, и надзиратель часто возвращался домой на заре. В тот вечер он задержался дольше обычного и, чтобы сократить путь, пошел по тропинке вдоль речушки Хилл. Выйдя на берег, он увидел мужчину, сидящего на столбиках для причаливания плоскодонок.
— Доброй ночи, — поздоровался Стиллер, человек по натуре довольно общительный.
— Добрый вечер, — сказал человек, — довольно темно, но воздух чист и прохладен. Его приятно вдыхать.
Мистеру Стиллеру казалось, что он узнал голос, но не мог идентифицировать говорящего человека.
— Вы правы, — ответил он, чтобы сказать что-то. — У ночи есть свое очарование…
— При условии, что гуляешь под открытым небом, а не сидишь в ужасном доме, как этот.
— Послушайте, — возбужденно откликнулся Стиллер, — не надо говорить дурно о тюрьме Хиллстон. Это — образцовое заведение!
— Где очень плохо относятся к бедным людям! — запротестовал голос.
Стиллеру показалось, что ему влепили пощечину, поскольку теперь он знал, кому принадлежит голос. Он чиркнул спичкой и поднес ее к лицу человека.
— Боже праведный, — едва сумел произнести он.
— Вам не надоело рассматривать меня таким образом? — обиделся человек. — Мне кажется, у вас было достаточно времени утром.
— Джонс! — завопил Стиллер. — Что вы здесь делаете?
— Я дышу воздухом, как видите, — флегматично ответил Барнаби Джонс, — и это не должно удивлять со стороны человека, которого вы засунули в самую маленькую камеру тюрьмы Хиллстон. Завтра я надеюсь подать жалобу джентльменам из комиссии.
— Вы немедленно вернетесь в камеру в моем сопровождении, — приказал Стиллер.
— Как бы не так! Я достаточно взрослый, чтобы найти дорогу сам и вернуться, когда мне захочется.
Надзиратель был, конечно, не согласен и, как тигр, бросился на беглеца. Но художник был готов к атаке. Мистер Стиллер получил несколько затрещин, а потом последовал удар кулаком, пославший надзирателя в грязь.
— Это за утреннюю пощечину, — воскликнул Джонс, удаляясь. — И постарайтесь впредь оставить меня в покое!
Стиллер с трудом поднялся. С помощью охапки травы он стер, как мог, грязь с формы и, хромая, поплелся в сторону тюрьмы.
— Побег, — простонал он. — Первый с момента существования нашего заведения! Какая напасть! Увы, это — конец нашей спокойной жизни! — По мере приближения к тюрьме его мозг светлел, и он упрекнул себя в ночных возлияниях. — Наверное, я видел призрака, — бормотал он. — Сейчас пойду проверю камеру D 155!
Привратник, зевая, отворил ему дверь.
— Ничего нового? — спросил Стиллер.
— Нового? Ничего, шеф… Мне только что снилось, что я получил повышение, — со смехом добавил охранник.
Стиллер обнаружил, что все двери и решетки заперты.
— Призраки, — проворчал он, — надо меньше пить в будущем…
Однако сердце его бешено билось, когда он открывал дверь камеры 155, куда поместили художника. Тот спокойно спал, закутавшись в одеяло.
— Как я и думал, — буркнул себе под нос Стиллер и глубоко вздохнул. Он собрался уходить, когда его взгляд остановился на обуви заключенного. Она была заляпана свежей грязью, хотя у Джонса не было разрешения ходить по дворику. Стиллер не смог сдержать себя. Крепкой рукой он поднял заключенного на ноги. Тот проснулся, открыл глаза, узнал надзирателя и проворчал:
— Когда вы оставите меня в покое? Иначе в одну из ночей я окуну вас в воду!
Это было доказательством. Значит, Джонс действительно покидал тюрьму, чтобы совершить ночную прогулку.
Надзиратель угрожающе поднял кулак, но Джонс рассмеялся.
— Сохраняйте спокойствие, — усмехнулся он, — и в будущем относитесь ко мне с бóльшим уважением. Сегодня вечером я посетил несколько постоялых дворов и узнал кое-какие вещи на ваш счет, старая лиса! Как насчет кожаного и матерчатого дивана, принадлежащего администрации?
Стиллер отступил. Он был потрясен и не знал, что ответить. Поэтому мистер директор так ничего не узнал о странном бегстве Барнаби Джонса, художника, заключенного в камеру 155 тюрьмы Хиллстон.
Глава 3
Бегство Левери
Прошло несколько дней. Таинственный голос больше не звучал в спальне мистера Шарплесса. И тот поверил, что происшедшее было вызвано чрезмерным употреблением виски-эля. Отныне он решил на ужин пить только чай и минеральную воду. Однако инцидент не выходил у него из головы, и он стал следить за заключенным А 16 больше, чем за остальными. Но Левери выглядел легким заключенным. Его, казалось, интересовали только приключенческие романы из тюремной библиотеки.
Но когда однажды утром Стиллер ворвался в его комнату, даже не постучавшись в дверь, директор ощутил надвигающуюся катастрофу.
— Что случилось? — спросил он. — Пожар?
— Куда хуже, мистер директор, в тысячу раз хуже!.. Камера А 16 пуста, заключенный Левери бежал этой ночью!
Мистер Шарплесс, еще приводивший себя в порядок после сна, выронил капиллярный лосьон.
— Бегство… из тюрьмы Хиллстон… это невозможно!
— Увы!
В директоре уже проснулся чиновник.
— Вы подняли тревогу?
— Немедленно! Но я не смог произвести выстрел из пушки, поскольку порох был мокрый. Две бригады охранников отправились в город, а еще одна бригада обыскивает окрестности. Судебный пристав предупредил полицейские отделения.
Мистер Шарплесс удовлетворенно кивнул. Стиллер строго выполнил регламент, сразу отправил людей на поиски, потом предупредил все инстанции о случившемся.
Напяливая пальто, директор последовал за подчиненным в тюрьму. Заведение было охвачено волнением.
— Дверь камеры А 16 была заперта на тройной оборот ключа, сэр. Нет ни малейшего следа взлома… Двери и решетки в отличном состоянии…
Мистер Шарплесс убедился в правоте Стиллера. Буквально на свинцовых ногах он вошел в свой кабинет и принялся писать рапорт, первый такого рода с тех пор, как стал директором «тюремного заведения, из которого не убегают»… Он пришел к печальному заключению, что ему невозможно объяснить это бегство, когда он услышал рядом голос.
— Борсон тоже убежит!
С криком ярости и страха мистер Шарплесс схватил револьвер, но никого рядом не увидел, кроме портретов членов попечительского совета и бюста покойной королевы Виктории. Он в расстроенных чувствах рухнул в кресло.
— Кто вы такой и что вы хотите? — пролепетал он.