К утру, перед самым восходом, из-за вяза впереди выглянул волк. Постоял, посмотрел на нас и скрылся в лесу.
Эдна была уже близко.
Глава 4
Утром мне пришлось оставить моего коня.
Уже рассеивался предрассветный мрак; на востоке над кронами дубов наливались сияющие иглы утренних лучей, рождая отблески на каплях росы и нитях паутины; уже закрывались ночные цветы, а те деревья, что поодаль от дороги, таяли в утреннем бесцветном тумане, когда лес начал вдруг редеть и через какую-то четверть мили сошёл на нет. И сквозь туман, в конце расширившейся было дороги, в нескольких десятках шагов впереди я увидел воду.
Сначала я подумал, что это просто лесное болотце, а то и всего-навсего запруженный упавшим деревом ручей. Но приглядевшись, остановил Людоеда, и, сбросив капюшон и подобрав плащ, спрыгнул с седла. Когда мои сапоги по щиколотку ушли в грязь, я тихо выругался.
Что-то запрудило лесную реку, и она вышла из берегов, залив окрестности настолько, что по левую руку вода даже достигала опушки и, по-видимому, проникала в лес. Я стоял на своеобразном мысу посреди этого маленького разлива, и впереди меня вода лениво перетекала через дорогу. Дальше было ещё глубже, и лишь отдельные кочки торчали из воды, да высокие цветы, жертвы потопа, вяло кивали своими венчиками в такт пульсу течения. Моста я не наблюдал; тот берег вообще отсутствовал; тонул в тумане, как в молоке.
Я повернул голову: где-то справа, у кромки воды, мне послышался голос, но встающее солнце било в глаза, а понизу туман мешал рассмотреть берег получше. Вдобавок начинали петь птицы.
Я постоял с минуту, пока не услышал это вновь: тихое девичье или детское пение где-то по правую руку, ниже по течению.
За последнее время я слышал поющих девушек довольно часто, как и предполагало предсказание: в Алвинии, в «Тенях», одна из них помогла мне найти вампира Демойна; сегодня ночью в лесу хор других заставил меня пришпорить коня. Что обещала эта третья, пока ясно не было.
Восходящее солнце достаточно разогнало туман, чтобы я смог увидеть то, что осталось от моста.
Некогда мощная бревенчатая конструкция грудой рассыпанных брёвен лежала посреди водной глади, перегораживая основное русло. По всему было видно, что мост, превратившийся в запруду, завалился набок по ходу течения.
…Пение повторилось вновь, грустное пение на мотив «Непрощённого». Ранее я не слышал такой песни, но голос был нежный и печальный, словно дитя или дева, поющая в тумане (скорее это всё же была девушка), действительно плакала, напевая.
Впрочем, она не обязательно могла быть человеком.
Я огляделся ещё раз и снова влез в седло. А затем, глядя Людоеду под ноги, осторожно тронул его шагом вверх по реке, вдоль затопленной опушки.
Я двигался в сторону большого, нависающего над водой дуба, что чёрным силуэтом проступал сквозь жемчужный от солнечных лучей туман. Мне казалось, что пение доносится оттуда.
Вдруг из тумана впереди вышла собака. Я даже вздрогнул, но светлая лопоухая дворняга с печальной мордой была одна. Да и голос поющей, хоть своей печалью и напоминал голос Эдны, но определённо им не был.
Собака уселась на кочку на нашем пути; засунула заднюю лапу себе в ухо и почесала там, так задумчиво глядя в небо, что я представил себе, как она поёт песню про далёкие синие небеса, и улыбнулся.
Потом она перевела взгляд на нас, встала и направилась обратно. Правда, через два шага она остановилась и обернулась, проверяя, идём ли мы следом, а затем, с важным видом проводника, затрусила впереди. Я заметил, что брюхо и хвост у собаки были мокрые.
Всё это было по меньшей мере странно, и поэтому мы последовали за собакой.
Вскоре ей пришлось уже плыть; Людоеду вода почти достигала коленей. Один раз он угодил копытом в яму, и мы чуть не завалились в воду. Пение девушки становилось всё слышнее, обманчивое, как любой звук над водой: