Поэтому я вернусь к ней через месяц и поцелую её снова. Прости, Эдна, ты была мне подругой.
Я раздвинул плечом плети винограда и вошёл в чащу. Было уже темно, и я углубился ярдов на сто от дороги, прежде чем нашёл подходящее место. Плоский, как стол, перевитый плющом валун в сени зимнего дуба.
Я положил Эдну на скатерть из сухих листьев и плюща, и воткнул в рыхлую землю рядом маленькое хрустальное остриё. Внутри него родился тёплый огонёк, вырос, повисел пушистым комочком света на торце и оторвался, принявшись наматывать вокруг камня медленные круги. Теперь её не тронет ни зверь, ни нелюдь, ни болезнь. Эту иглу когда-то сделала сама Эдна. В дни, когда я вовсе не собирался её целовать.
— Спи, Эдна, — сказал я, снимая капюшон. Луна сквозь ажур ветвей всё более и более наливалась синим и серебряным, даря лесу привычные ночные краски. Я развернулся и пошёл к дороге, где начинала уже несмело звать меня Эрика. Нам ещё предстояло отыскать русалку и моего коня.