Ну не нунчаками же зерно молотить. Тем более, что они для этого совершенно не предназначены.
Таким образом, производительность труда местных пейзан поднялась на недостижимую до сих пор высоту и сбор урожая завершили просто в рекордные сроки. А потом пришлось мотыжить землю под следующий урожай. Деваться некуда: я тоже приняла самое активное участие в этом нелёгком процессе. Намахалась в усмерть: с утра до вечера на жаре, да при активной физической нагрузке. Хоть меня и уважали, как медика, прислушивались к моим рекомендациям, но жила-то я в общине. А община должна что-то кушать. И здесь каждый работник на счету: отлынивать никак не получится.
Вот и пахала с утра до вечера, как ломовая лошадь. А что делать? В храме пока мне светиться нежелательно: очень уж плотно я, видать, местным жрецам по любимым мозолям прошлась – сделать из меня рабыню Изауру у них не вышло. Вот и затаили злобу. Мне-то, вообще, от этого ни холодно, ни жарко. Лишь бы ко мне своими грязными грабками не лезли. Жалко только, что и с травницами-послушницами пришлось расстаться. А, с другой стороны – ну их к лешему: всё одно ничему не научат. Ибо у них – закрытая каста. Так и хочется над входом в эту “богадельню” повесить характерную табличку: “Посторонним В.”[55]
Так что больше соваться к местному духовенству мне пока совершенно не хотелось. Соответственно, приходилось впахивать на ниве общинной, ибо иначе кормить тунеядку никто не будет. Вначале, конечно, было тяжело: не привыкла я к подобным нагрузкам. А потом как-то втянулась. И уставать со временем стала гораздо меньше. Но появилось устойчивое желание как-то автоматизировать процесс сбора урожая и обработки земли. А то одна человекосила в моём лице не особо много-то и навоюет с серпом, да мотыгой. Нужны, как минимум, плуг и зерноуброчный комбайн. А если до двигателя внутреннего сгорания ещё целых шесть тысяч лет, нужно как-то выкручиваться: вместо трактора и комбайна – упряжка волов. Только обвес продумать. Уж что-что, а сеялку-молотилку-плуг наши ребята, наверное, смогут придумать. Ну, по крайней мере, мне очень хочется в это верить.
После путешествия у меня появилось множество различных травяных сборов, которые я теперь могла использовать по собственному разумению. Что и вылилось в тщательный осмотр всех общинников и общинниц, а также организацию картотеки: на каждого завела некое подобие медицинской карточки (глиняной таблички, конечно же). В результате, всем прописала укрепляющие сборы согласно индивидуальных потребностей организма. Самое интересное – меня послушали и стали неукоснительно следовать моим рекомендациям. А это, поверьте, дорогого стоит.
Я уж почти втянулась в этот адский круговорот серпов и колосков, как многомудрый Ылш решил прислушаться к моим стонам об автоматизации этого ада. Но, как обычно, решил проблему с некоторым “подвывихом”: заставил меня – слабую девушку – как бы покультурнее сказать-то… По медицински это звучит “стерилизация” бычков. А по сути – мне – именно мне – пришлось бедным бычкам отрезать самое их дорогое – семенные мешочки, в просторечии именуемые яйцами. Ага, видели бы вы, с какой мукой смотрели на все эти пляски с бубном вокруг молодых бычков местные мужики. После оскопления зверюг у меня возникло такое чувство, что я в один миг стала врагом номер один для всей местной мужицкой братии. По крайней мере, каждое лицо мужеского пола при встрече со мной невольно опускало руки вниз – видимо, на уровне самых глубоких инстинктов прикрывая от меня-злодейки самое сокровенное. Вот Ылш, гадёныш, – удружил, так удружил.
С одной стороны, конечно, понимаю, что сделать это было нужно. Дикие (да и домашние не особо от них отличаются) быки – создания весьма злобные и агрессивные. Просто так ярмо на шею быку не наденешь – в лоскуты порвёт. Как ярмо, так и “одевальщика”. А попутно ещё и всю толпу местных поразгоняет. А без этих самых “сокровенных и родных” (ну, вы поняли) злобный бык становится вполне себе смирным волом. И тогда делай с ним всё, что хочешь.
Но эпопея с волами, всё же, закончилась. И нас ждали другие свершения.
Пока Ылш всё внимание уделял строительству большой лодки, я решила заняться изготовлением обувного крема. Почему обувного, если с обувью у местных большие проблемы (ходят, в основном, босиком)? Так крем предназначен не только для обуви, а вообще для любого кожаного изделия. Задача крема какая? Не пропускать воду и обеспечивать как можно лучшую сохранность кожи в течение длительного времени. А у катамаранов и обивка, и паруса кожаные. Ну так сам бог велел создать нечто подобное. На самом деле ничего сложного в изготовлении крема нет: натереть воск на тёрке (или вручную мелко порубить), взять его в количестве трех столовых ложек (при их отсутствии – десятую часть двухсотпятидесятиграммового стакана – на глазок) и расплавить на слабом огне, поместив в металлическую емкость. Так как с металлом у нас проблема – в обычном глиняном горшке. Примерно полстакана скипидара нагреть на водяной бане (на открытом огне нельзя – полыхнёт). А в тёплый скипидар нужно медленно вылить расплавленный воск или парафин, при этом постоянно помешивая получившуюся субстанцию. В итоге получим однородную массу, которая после охлаждения застынет. Фактически, это и будет обувной крем, которым очень удобно пользоваться.
55
В оригинальном тексте А.Милна “Винни-Пух и все-все-все” на табличке было написано: "Trespassers Will". Сам Пятачок точно не знал, что это такое. Табличка обломана. Осталась от дедушки. Возможно, это его полное имя William (Вильям). В русском варианте уже трудно предположить (чтобы немного соответствовать английскому оригиналу), что Посторонним – фамилия, а В. - имя Вильям. Но у этой надписи есть и второе значение. На русский язык его перевели как "Посторонним вход воспрещен!" А вот на Диком Западе это было весьма зловещее предупреждение: “Trespassers will be shot. Survivors will be shot again.” Что в переводе означает примерно следующее: По нарушителям частного владения будет открыта стрельба. По выжившим будет открыта стрельба вновь.
Английская фраза Trespassers W. - это сокращенная версия Trespassers Will be prosecuted, что в дословном переводе на русский язык означает "Те, кто вторгнулся на эту территорию, будут преследоваться в судебном порядке" (что вполне заменяется традиционным – "Посторонним вход запрещен"). По некоторым данным, Милн мог намеренно включить это словосочетание в свой текст, чтобы дети, дочитав до этого эпизода, попросили родителей рассказать им об этом выражении и, в первую очередь, слова trespasser и trespass.