…Этап на «Володарку». Свершилось! Прощаюсь с сокамерниками, кешер в руки, шмон, формальные процедуры. Ведут к бусику. Оборачиваюсь, осматриваю это место, насквозь пропитанное страданием, горем, отчаянием. «Американка»… Когда-нибудь здесь будет музей.
21
«Володарка» – это крупные мрачные своды и длинные коридоры. Но развязные манеры ментов и зэков сразу говорят, что суровая тишина – лишь фасад. Тут муравейник, пронизанный тысячами нитей, он кипит жизнью. Получаю матрас, затем холодный душ, ожидание в отстойнике, наконец, поднимаюсь в «хату». Впечатления абсолютно противоположные тем, которые были, когда впервые передо мной открылась дверь в камеру «американки»… Кажется, что попадаешь в бендёгу[37] к гастарбайтерам. На тебя устремляются взгляды с верхних и нижних ярусов нар, из-за стола и даже с пола. 15 мужиков, мокрых от жары и духоты, сидят в одних трусах в кромешном кумаре табачного дыма. Вот теперь я в настоящей тюрьме!
4 июня – день счастья. В камере 10 шконарей, 16 человек: половина – экономические, трое наркоманов, угонщик, мошенник, нардер[38], алиментщик, убийца, бандит, политический (Казаков) – короче, Ноев ковчег. Тут движение 24 часа в сутки, тут воздух пропитан какой-то вольностью, а не только сигаретами и потом. Угостили чаем, дали почитать газету с репортажем о суде, сравнивали с фоткой: «похож – не похож». Новый ритм и атмосфера свободы оказали необычный эффект: дня три я проходил в ступоре. Так сильно отвыкаешь от крупного социума и так глубоко уходишь в себя за полгода! Мужики это подмечали, выражали сочувствие, интересовались особенностями условий «американки» и тем, как там прессовали. Старался рассказать всё как было, но чувствовал, что ряд вещей не могу передать словами. Как передать изо дня в день усиливающееся чувство ожидания издевательств? Или ощущение постоянного наблюдения за тобой? Здесь в камере были мёртвые точки для глазка, здесь был отгороженный (!) туалет, можно было побыть одному хоть немного. Нужно лишиться даже этого, чтобы понять, что значит лишение автономного пространства для личности.
Меня определили в ночную смену: с 8 утра до 8 вечера шконарь мой, следующие 12 часов – другого человека. Так и протекали дни: днём спал, ночью общался, играл в нарды и шахматы, решал свои дела. Зэковская смекалка позволила мне связаться с Сашей – настоящий подарок! Мы максимально использовали предоставившуюся возможность. В оценках событий обнаружили полное единодушие. Классно, когда есть единство и понимание, несмотря на изоляцию и тяжесть на душе. Ведь на воле далеко не всё так, как хотелось бы: хватило и потерь, и разочарований. Но что делать, как говорили легионеры, marsh or die[39].
Краткое свидание с матерью. Наконец-то мы смогли пообщаться без оглядки на комитетчиков. Узнал в относительных деталях, что происходило в течение этих шести месяцев. Как будто новый мир открылся. Вакуум создал иллюзию тишины, а на самом деле снаружи шло активнейшее движение. Плотина рухнула. Хлынул поток писем со словами поддержки и солидарности от самых разных, знакомых и незнакомых, а порой и вовсе неожиданных, людей. В такой ситуации как-то сразу наполняешься жизненной энергией, становишься гораздо сильнее.
…За 10 дней узнал кое-какие основы арестантской жизни. Разные люди, разные пути, разные уклады, но судьба-злодейка свела всех здесь в одной беде. При общении с людьми об их делах, ситуации в тюрьмах и на зонах, тактике поведения обвиняемых и следователей, выработанной тысячами и тысячами случаев, и, как древние знания, передающиеся от зэка к зэку, стала очевидна сущность «правоохранительной» системы. В свою очередь, сама эта карательная система органично вписывается в общее устройство белорусского общества. Следующие утверждения составлены мной даже безо всякого анархизма на основе разговоров в солидарно-доверительной атмосфере, возникающей в тяжёлых и экстремальных условиях тюремного заключения. Это мнения политиков, бизнесменов, учёных, чиновников, представителей силовых ведомств и криминального мира.
22
…Этап. Даже не знаю куда. Забрали утром и держали до вечера в отстойнике[40] с десятками других бедолаг. Сплошь молодёжь со всей страны, растерянные и тревожные лица. Сначала шмон тюремный, затем шмон конвойный, с резиновыми перчатками и металлодетекторами. В отстойнике сталкиваюсь с политическим, Киркевичем: тоже сидел в «американке», не перестал говорить исключительно на белорусском языке, а в «Володарке» сидел с Колей. Достали кипятильник, кружку, пьём чай. Снова килишёвка[41] в другой отстойник. Воды нет. Наконец, выводят. Выстраиваемся вдоль стены под аркой двора. Называют фамилию, и – с вещами в автозак. Вместе с кешарами набиваемся в «стаканы», как шпроты в банку. Везут на станцию. Место пересадки оцеплено: по одному, через коридор из конвоиров, грузимся в вагоны. Вот он, знаменитый «столыпин»[42]. Трехъярусный плацкарт, без окна, отгороженный от коридора решёткой. Ярусы с глухим потолком: чтобы попасть на следующий, нужно пролезать в люк. Китайский экспресс.
Вот и всё, впереди – новая полоса. Что я понял за это время? Настоящее богатство – это люди, которые остаются с тобой, несмотря на все невзгоды. Уверенным можно быть только в тех, кто делит с тобой лишения, рядом и на расстоянии. Остальное – хрупко.
Прошлое существует в твоих воспоминаниях, будущее – в воображении, но действительно важно лишь настоящее, конкретный миг времени. Прошлое поблекнет, его извратят и оболгут, ожидаемое будущее может так и не наступить, но взгляд назад и устремление вперед наполняют смыслом это самое Здесь и Сейчас.
Сегодня свободы нет. Пока существует государство, мы не может быть свободны. Но можно прикоснуться к ней, ощутить её дыхание, борясь за неё. Борьба приносит в жизнь все те чувства и мысли, которые подавлены государственной дисциплиной. В борьбе за свободу мы не только приближаем желанный день торжества справедливости, но и спасаем свою собственную личность от серости бытия и деградации. Любой акт освобождения имеет смысл Здесь и Сейчас.
Впереди годы мрака и лишений, но меня это не печалит. Чем хуже – тем лучше, ведь что не убивает, то делает нас сильнее. Обратить выпавшие испытания себе во благо – это единственно верное решение. Предстоит узнать изнутри весь этот мир, рождённый вековым круговоротом миллионов людских судеб в застенках тюрем и лагерей.
…Поезд мчит куда-то на север. Все спят, лишь два бывалых зэка обсуждают лагерную жизнь да конвоир в бронежилете медленно прогуливается по продолу «столыпина». А в голове засел мотивчик песни из тюрьмы «Еду в Магадан», и на душе легко.
Лето 2011 г.[43]
Дополнение
Корпорация
Беларусь – это семейная корпорация с ежегодным доходом в несколько десятков миллиардов долларов (для сравнения, ежегодный доход Intel – 15 млрд долларов, Apple – 45 млрд долларов). Во главе корпорации стоит совет директоров из министров и руководителей комитетов при Совете министров. Они – не хозяева, а всего лишь топ-менеджеры. Любой из них завтра может оказаться никем. Реальный хозяин только один – Семья. Среднее звено корпоративного менеджмента (уровень исполнителей проектов) составляет около 1000 человек. Это люди, в чьих руках сосредоточена хоть какая-то существенная власть. Нижний уровень – исполнительный персонал, те, кто обеспечивает политику корпорации на местах. Суммарно аппарат корпорации составляет около 90 тысяч функционеров. Это и есть правящий класс страны.