На новый, 1990-й, год папу отпустили домой. Не на больничной же койке встречать семейный праздник. Чуть позже он прошел необходимые в подобных случаях медицинские процедуры. В том числе сделали рентген. На снимке врачи увидели темное пятнышко. Оказалось, рак легких.
Мама, конечно, сопровождала своего мужа на все процедуры. Разве могло быть иначе? В холле первого этажа ЗИЛовской больницы она – дело случая – встретила знакомого ей доктора. Рассказала о проблемах с легкими. Врач окинул взглядом рядом стоявшего пациента. Затем отозвал маму в сторону и предложил привезти Эдуарда Анатольевича на Каширку – на углубленное обследование.
Увы, подтвердился страшный диагноз – рак легких. Потеряно было драгоценное время, когда еще можно было спасти близкого человека. Хотя сомневаюсь, конечно. Если бы его своевременно направили на Каширку, может, спасли бы. Но, повторюсь, потерянные дни, недели, месяцы решили судьбу отца.
Сначала лечение на Каширке шло неплохо. Отец находился там с января по апрель 1990-го. Домой даже отпустили, он выглядел довольным. Даже, представьте, отправился в поездку с командой ветеранов! Партнеры буквально уговаривали его не выходить на поле, поберечь себя. Вероятно, знали, насколько все серьезно обстоит с его здоровьем. И боялись, что игрой в футбол папа невольно усугубит свое состояние. Но разве убедишь такого бойца мяч не гонять?!
Для него же это не просто профессия или забава – образ жизни. «Нет, друзья мои, буду играть», – заявил он друзьям-партнерам. Разочаровывать болельщиков не хотел, они ведь шли на него, чтобы насладиться игрой мастера, фирменными передачами пяточкой. И внешних признаков неизлечимой болезни в его облике в тот момент вовсе не читалось.
Я с мамой тоже духом воспрял. Но радовались мы недолго. Близкий человек стал угасать буквально на глазах. Все, кто мог и хотел, приехали в онкоцентр на его день рождения. Прежде всего, самые близкие: мама, я, бабушка Софья Фроловна. Папа старался оградить ее от переживаний, маму просил лишний раз не огорчать пожилого человека, не привозить ее на Каширку. Но разве материнское сердце выдержит разлуку с сыном, зная, что он в беде? Софья Фроловна, как бы тяжело ей ни приходилось, виду не показывала.
Мы ежедневно навещали отца, потому что от больничной еды он категорически отказывался. Мама дома готовила его любимые блюда. Мне на работе давали служебную машину, я забирал маму с бабушкой, и – вперед. Кормили его, поили, поддерживали морально.
Теперь о том, что предшествовало дню рождения. 15–16 июля отец испытывал нестерпимые боли, начались, я так понял, необратимые процессы. О выздоровлении речи не шло. По его желанию только я мог остаться наедине с ним для общения. Не желал перед другими проявлять слабость.
Мама незадолго до того обронила: «Игорь, готовься к худшему. Нашего Эдика стали облучать. Надежды больше нет». Облучали, чтобы метастазы не расползались. Но было поздно. Продолжали колоть, чтобы боль заглушить. Тщетно.
Отец под капельницей лежал. Вдруг говорит: «Игорь, поехали домой, надоело мне тут находиться. Включим телевизор, кино посмотрим, вместе побудем». Стал срывать медицинское оборудование, которое ему порядком осточертело. Я срочно за доктором побежал. Возвращаемся в палату. Отец держал в руках спортивные треники, всерьез намеревался домой ехать.
18 июля совсем плохо стало, делали переливание крови. День 20-го прошел относительно спокойно. 21-го приехали поздравить с днем рождения ветераны футбола, народу мелькало в палате видимо-невидимо. Наверное, от всей этой возбужденной вокруг него атмосферы именниник растерялся. Устал, перенервничал. Снова уколы применили.
Мама весь день была на Каширке. Мне утром надо было на работу явиться – нельзя совсем пренебрегать профессиональными обязанностями. Хотя коллеги, руководство с пониманием отнеслись к ситуации.
Со слов мамы, лечащий доктор готовил нас к худшему. Начались симптомы удушья – предвестник скорой кончины. Иногда жалею, что не выполнил последнюю волю отца, не отвез его тогда домой. Он чувствовал, что умирает. Ему очень хотелось напоследок взглянуть на родной дом. Мысленно проститься. Корю себя.
Умирая, он сказал маме: «Мне не в чем себя упрекнуть. Я ни в чем не виноват». В такие минуты не врут. Я мог бы назвать имя и фамилию истинного преступника, из-за которого Эдуард Стрельцов попал в тюрьму, где стал терять здоровье. Но слово дал не делать этого. Надеюсь, кто-то из ныне здравствующих друзей отца все же озвучит фамилию мерзавца, оставшегося в «тени». Он смог уйти от справедливого возмездия. За него невинный человек срок отбывал.