Я видел тысячи забитых мячей, сотни из них описывал в отчетах подробно, но этот гол поражает воображение и поныне. После матча в автобусе прошу Стрельцова объяснить мне произошедшее: „Одесситы, – говорит Стрельцов, – „стенку“ выстроили неважно, поскольку дальний от вратаря угол был не совсем прикрыт. Я подумал, бить надо туда прямо, с подъема, а главное – быстро, как только судья отойдет. И уже стал разбегаться, когда „стенка“ сдвинулась и закрыла стойку: видно, Разинский подсказал. Словом, шансов никаких, но не останавливаться же! Вот на ходу и решил резать по самому краю мяча, и как можно сильнее, да стопу навалить покруче“».
В дополнение к рассказу Галинского привожу воспоминания игрока «Торпедо» Михаила Посуэло: «…тот матч начался на тридцать минут позже. Народ приветствовал Стрельцова стоя. Ему несли подарки, фрукты, цветы… Эдик получил мяч у центра поля, протащил его по правой стороне почти до углового флажка… Причем висевший на нем защитник буквально срывал с Эдика футболку. И он выдал мне пас прямо на одиннадцатиметровую отметку… Оставалось только ногу подставить. И это он сделал после стольких потерянных лет! Чтобы говорили о Стрельцове, если бы не эти годы…»
Александр Нилин писал о Стрельцове: «Воздействие его на нас я бы сейчас назвал гипнозом индивидуальностью, магией ожидания чего-то невозможного». Стрельцова часто сравнивали с былинными героями, сказочными персонажами. Не стоило сравнивать – таковым он и являлся. Этот парень явился к нам из страны чудес. То, что сделал Стрельцов, не имеет аналогов в истории мирового футбола. Потерять семь лучших для футбола лет (пять из них – не на курорте) и затем, вернувшись, сыграть на качественно ином, более высоком уровне, восстановить членство в сборной, стать сильнейшим в клубе и в стране, причем дважды подряд, задача для простых смертных нереальная. Как бы выглядели Пеле с Марадоной, хлебнув баланды из стрельцовской чаши, даже отсидев половину или треть его срока (только не в своей – в нашей зоне), представить не сложно.
Уже сам факт возвращения после пяти лет тюрьмы и семи лет отлучения от большой игры стал чудом. Задача осложнялась еще и тем, что вернулся он в иной футбол.
Ушел Стрельцов в 58-м из культивируемого на наших полях на протяжении двух десятков лет «дубль-вэ». Время его отсутствия совпало с бурной эволюцией мирового футбола. В течение нескольких лет «дубль-вэ» сменила бразильская система 4+2+4, трансформированная через четыре года в 4+3+3. Вернулся он в преддверии рождения новой тактической схемы, над которой независимо друг от друга колдовали в своих лабораториях Виктор Маслов в Киеве и Альф Рамсей в Лондоне (4+4+2), задумавшие завладеть плацдармом в центре поля и отказаться от фланговых форвардов.
Стрельцова можно сравнить с охотником на мамонтов, который, минуя две общественно экономические формации, оказался вдруг в развитом капитализме. Получилась советская киноверсия «Тарзана в Нью-Йорке» с Эдуардом Стрельцовым в главной роли.
Попав в незнакомую языковую среду, Стрельцов обнаружил выдающиеся лингвистические способности – освоил незнакомый язык по им же составленным учебникам ускоренного обучения. Вникая во все тонкости и нюансы, он вскоре стал изъясняться так грамотно и бегло, что аборигены не всегда понимали, что от них хотят: «П-п-помедленнее, пожалуйста», – просили они пришельца. Помедленнее во все убыстряющемся футболе изъясняться было невозможно. Пришлось организовать языковые курсы без отрыва от производства – непосредственно на поле обучать партнеров футбольным премудростям. Еще одно чудо, подвластное разве что стрельцовскому гению.
Как не вспомнить слова Йохана Кройфа: «Я не верю в заученные комбинации, тем более многоходовые, заготовленные тренерами. Живая тактика та, которую умело творит игрок оперативно, сиюминутно, улавливая игровую обстановку и своевременно реагируя на нее». Это он о Стрельцове, сам того не ведая.
«Само присутствие Стрельцова на поле и стиль игры обеспечивают команде численное превосходство на любом участке», – произнес знаменитый Эленио Эрерра, восхищенный безукоризненным искусством паса (кто-то назвал их меткими, как афоризмы) тридцатилетнего Стрельцова.