Уже очутившись в полупустом по-дневному вагоне за раскалёнными жарой первых осенних дней стёклами, Стрельцов сказал вдруг, что ехать-то нам почти до родных его мест — до Перова».
Да уж. Позволяет судьба себе такие сюжетные повороты, что не под силу и профессиональному драматургу. Ведь если даже не брать факт начала работы над книгой, то сколько всего вокруг: и чёрная «Волга», которая была, да нету, и два верных трамвая (ещё бы электричку сюда для полноты картины!), столь необходимых, когда город пересекаешь из конца в конец, и, без сомнения, организатор, уверенно пообещавший и хладнокровно не исполнивший обещанного. И главное — Перово. Непонятное, причудливое возвращение в детство и юность.
А. П. Нилин в данном случае верно выделяет их молчание во время длинной дороги. Ведь действительно, есть моменты, когда лучше не говорить.
Впрочем, одну фразу после долгой паузы Александр Павлович записал. «Удостоверение заслуженного мастера забыл. Могут же не пропустить», — негромко произносит Стрельцов.
И нечто непрошеное поднимается в таком контексте. Потому что — да, могут. Они всё могут. И не дать пройти на стадион, пусть сами приглашали (о машине-то забыли), — тоже. Причём формально-то — не придерёшься. «Корочку» получил? Теперь не забывай. С ней всегда теплее.
Слава богу, соавторов спокойно пустили на стадион «Авангард». Всё-таки Перово есть Перово, хотя Эдуарда Анатольевича, видимо, не узнали при входе. Дальше, пожалуй, лучше процитировать:
«На “Авангарде” проводились какие-то соревнования школьников. Финал мемориала, в котором, как позже выяснилось, встречались две заводские команды, назначен был на более позднее время. И пришедшего загодя Стрельцова никто не встречал. Сам же он не представлял, куда идти, к кому обращаться. Но никакой обиды, никакого недовольства я в нём не заметил... И тут появился пригласивший и не заехавший за Стрельцовым устроитель и повёл к директору стадиона».
Вновь: никакого раздражения, ни одного упрёка. Чуть посидели в директорском кабинете — а пора и матч открывать. Речь об Аничкине не получилась художественно выверенной. Ничего. Зато первый удар по мячу он самолично произвёл. Пяткой. По мысленному заказу собравшихся трудящихся. После чего и сел рядом с ними на деревянную лавку трибуны.
А в перерыве его нашёл какой-то товарищ ещё по футбольной команде завода «Фрезер», с которым они вместе выходили на поле без малого 30 лет назад. И заслуженный мастер спорта безмятежно вспомнил всех, с кем выступал «на заре туманной юности». Не каялся ни в чём, не размазывал скупые мужские слёзы по щекам, не кидался земляку на шею — он и на самом деле никого из родных «фрезере-коперовских» не забывал никогда.
Потом как раз и подсел не совсем спортивного вида мужчина с вопросом про поединок с болгарами в Мельбурне. Не возвращаясь к уже разобранному эпизоду, хочу заметить: в книге «Вижу поле...» всё-таки безукоризненно представлен Эдуард Анатольевич начала 80-х. О нём вспоминают — и в нужный момент забывают, его хотят спросить — и не могут (неспортивный мужчина зачем-то поинтересовался прогнозом на встречу «Торпедо» с ЦСКА). О нём слышали когда-то, где-то и от кого-то. И что-то надо было узнать. А что? Две женщины, работавшие на «Авангарде», пробились, например, к тому пригласившему Стрельцова и Нилина на приём директору. Удовлетворили любопытство — лично поглядели на футболиста.
Постарел. Больше, в принципе, дамам сказать было нечего. Данный момент наиболее отчётливо, как мне видится, передаёт отношение к нему в начале 80-х: да, «глыба, матёрый человечище», а почему, с какой стати — и не ответишь.
А. П. Нилин вспоминает и про детский турнир под Донецком образца 80-х, посвящённый как раз московскому торпедовцу. Кто спорит, это очень здорово. Однако Москва-то что же? Ограничилась либерализмом стадиона «Авангард»? Почему, в самом деле, не появились массовые соревнования ребятни на призы Э. А. Стрельцова? С хорошей прессой, рекламой, репортажами по радио и телевидению? А он бы вручал призы лично. Он и на двух трамваях был готов доехать. И, похоже, вовсе разучился обижаться к тому времени.
И что бы там ни говорили, книга «Вижу поле...» — один из лучших (если не лучший) футбольный мемуар. Стало ясно: жива «глыба-то», силён пока «матёрый человечище». То бишь рановато его забыли.
В 1981 году Эдуард Анатольевич поступил в Высшую школу тренеров. И окончил её в 83-м. Не хуже остальных.
Сейчас бы его наверняка в эксперты определили. Однако в те времена такое телевидение не добралось ещё до нашей страны. Лишь отдельные его фразы гуляли по просторам отечества. Возьмём для примера: «“Черенок” — это игрок». Не бог весть что по художественной ценности. Но зато стрельцовское.