— Ты видела? – он сделал шаг вперёд, приподняв брови. — В статье?
— Не сказать, что ты замаскировался, отправив её Себастьяну. Ты счастлив, работая на компанию? – я отчаянно хотела узнать каждую его мысль, которую он испытывал, пока мы были в разлуке.
— Кажется, это был идеальный компромисс. Я по-прежнему часть компании, как они и хотели, – нос Оливера сморщился в той любимой манере, как будто он был «аллергичен» к эмоциям.
— А как же поместье?
— Мои сёстры вмешались и пригрозили, что обратятся в прессу. У него не осталось выбора, – он пожал плечами, как будто это была мелочь, и моё сердце затрепетало от благодарности за то, что он вернул свою семью.
— Но если всё в порядке, почему ты здесь? – вопрос вырвался сам собой.
— Внимание папарацци стало невыносимым. Мне нужно было собраться с мыслями, – теперь, когда мы были укрыты от шторма, эмоции вихрем окружили нас. — Потому что я был идиотом и отпустил самую умную, самую потрясающую женщину, которую когда-либо встречал. И всё это время пытался придумать, как показать ей, как сильно мне жаль, что я причинил ей боль, что заставил её хоть на мгновение поверить, что я не хочу провести с ней будущее.
Я сглотнула, вода капала с нашей одежды на деревянный пол, и это был единственный звук в комнате.
— Я тоже позволила страху победить, и мне очень жаль. Я никогда раньше не хотела оставаться на одном месте, но с тобой я хотела. Я хочу.
Он сделал шаг вперёд.
— Каждый раз, когда я хотел прикоснуться к тебе, мне приходилось останавливать себя.
Когда он засунул руки глубже в карманы, я наконец осознала ту сдержанность, с которой он жил. Ту же самую сдержанность, которая управляла и моей жизнью. Страх. Нежелание бороться за то, чего я хотела за пределами профессиональной жизни, независимо от того, насколько сильно я этого желала.
— Я бывал в отелях и смотрел на обои, слышал твой голос, когда ты говорила о цветовых схемах и освещении.
Всё моё тело улыбалось.
— Я хочу, чтобы ты держал меня за руку. Я всегда хотела, чтобы ты держал меня за руку. Всё это было, чтобы защитить меня, защитить моё сердце, – я разжала руки, которыми обнимала себя.
— Я ненавижу слово «друг», – поморщился он.
— Это отвратительно, – всё во мне дрогнуло, когда он сделал ещё один шаг вперёд.
— Это слово больше не должно звучать.
Я закусила губу, ощущая, как надежда разливается по груди.
— Какое слово нам тогда использовать? – выдохнула я, когда его пальцы скользнули по моей руке, и маленькие волоски встали дыбом, пока он не добрался до моей ладони. Мы переплели пальцы, и это ощущалось как что-то надёжное, постоянное.
— Какое хочешь, Лепесток. Парень, партнёр, любовник.
Обещание горело в каждом слове, которое он произносил.
Так хотелось броситься к нему, поцеловать его, но я должна была договорить.
— Мне жаль, что я так ушла.
— Мне жаль, что я не умолял тебя остаться. Я так боялся потерять тебя, что сам тебя оттолкнул, – его другая рука обняла меня, замкнув круг, словно мы стали одним целым. Одно сердце билось в моих венах и в его. — Я хотел позвонить тебе, но мне нужно было стать тем мужчиной, который тебя заслуживает.
— Я больше никогда не уйду. Ты от меня так просто не избавишься, – потому что, в отличие от последнего раза, когда он держал меня за руку, это было началом чего-то, а не концом.
— А как же Биб?
— Я получила работу.
— Конечно, получила, – гордость светилась в каждом его взгляде.
— В тот момент, когда я получила предложение, я больше всего хотела позвонить тебе и рассказать. Я…– личный рост – это отстой. Уязвимость никогда не будет для меня чем-то простым.
Он притянул меня ближе, в круг своих объятий, наша мокрая одежда издавала неприятный звук, пока он поднимал мои руки, целуя каждую пульсирующую точку, прежде чем обернуть их вокруг своей шеи.
— Скажи мне сейчас.
— Я скучала по тебе, – прошептала я, прижимаясь к его груди, чувствуя, как горло сжимается от эмоций.
— Без тебя это место было пустым. Это не мой дом, если в нём нет тебя, – мои пальцы играли с его волосами, прилипшими к шее. — Я люблю тебя, Лепесток.
Я отстранилась, чтобы посмотреть на него.
— Я хотела сказать это первой, – я рассмеялась, пытаясь сдержать слёзы.
Он поцеловал меня в лоб.
— Ты слишком упрямая.
— Сломала – покупай.
— Скажи это, – он умолял, и желание сделать этого человека счастливым перевесило все остальные чувства.
— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, – прошептала я, уткнувшись лицом в его грудь, чувствуя, как смущение переплетается с радостью. Потому что он тоже любил меня. Хотел меня. Мой хаос не был для него слишком большим. Наши грани размывались, сливались, складывались в пазл. Мы были несовместимы, и в то же время – идеально подходили друг другу. Я крепче его обняла. — Всё, что мне нужно, это ты.
— Отлично, потому что я не умею делать книжные полки.
Я заглянула через его плечо, понимая, что это за деревянные доски, сбитые вместе. Он сделал несколько попыток. Полки были неровные, местами пятна от краски выглядели неаккуратно. Ни одна из них не смогла бы выдержать книги.
— Ты строил книжные полки, – сказала я, и если бы он не держал меня, я бы наверняка упала в обморок.
— Я пытался построить для тебя книжные полки, – прорычал он.
Моё тело едва сдерживало все эмоции, бушующие внутри.
— Это самое романтичное, что кто-либо когда-либо делал для меня.
Он снова усмехнулся.
— Романтичнее, чем подушки?
— Я люблю тебя, – я чувствовала каждый его вдох, его пальцы дрожали, когда они обвивали мои подтяжки. — Скажи мне, что это значит, – взмолилась я. — Моё прозвище.
— Лепесток, – он произнёс это слово, растягивая слоги, и я наслаждалась каждым звуком. — Потому что ты расцветаешь на солнце, и я боялся, что моя тьма поглотит тебя.
— Ты не поглотил, – заверила я его.
— Нет, ты вытащила меня, вопящего и сопротивляющегося, на свет, но теперь я больше не боюсь, – он убрал мокрые волосы с моего лица. — Ты напомнила мне, что я снова могу чувствовать.
Я всхлипнула, чувствуя, как вина сдавливает грудь.
— А потом я тебя оставила.
— Нет, ты не оставила меня, – его голос звучал твёрдо. — Мне нужно было самому разобраться в себе. Ты не могла заставить меня, и я не мог сделать это ради тебя. Это должно было быть ради меня.
Я вытерла каплю воды с его щеки.
— Тебе не нужно быть сильным или смелым ради меня. Ты можешь быть грустным. Ты можешь скучать по ним. Я хочу всё – хорошее, хаос, боль.
Глаза Оливера стали влажными, когда он встретил мой взгляд.
— Можно я тебя поцелую?
— Как ты до сих пор этого не сделал?
— Я всё проваливаю, Лепесток.
Я встала на цыпочки, не скрывая своего нетерпения.
— Нет, ты абсолютно идеален, потому что ты мой.
Его губы коснулись моего уха.
— Вечности может не хватить.
Его рука сжала моё бедро, затем нежно коснулась моего лица, приподнимая подбородок. Я не закрыла глаза, желая видеть каждый момент, когда он наклонялся ближе, его ладони крепко обхватывали мои бедра, отодвигая меня назад.
— Почему мы всё ещё не целуемся? – проворчала я, почувствовав спиной холодное дерево книжного шкафа и запрокинув голову назад. — Такой романтик.
Он прижал меня к полке, нависая надо мной, и моё тело выгнулось навстречу ему. Я жаждала почувствовать его кожу на своей. Наконец, наши губы слились в поцелуе, мои пальцы вцепились в его спину, скользнув вниз к его ягодицам, умоляя его дать мне всё, что он может.
Я могла бы целовать его вечно. Чувствовать его улыбку на своей коже, лёгкое покалывание от его бороды. Как я могла быть такой слепой и притворяться, что это что-то другое, а не любовь?
Его ладонь коснулась открытого участка моего живота, который оголился в нашей позе, он медленно проводил по нему пальцами, рисуя узоры, пока его язык проникал в мой рот. Смесь вздоха и стона вырвалась из моих губ, всё, что мы сказали, всё, что нам ещё предстоит сказать и сделать, выплеснулось наружу в нашем поцелуе.