Поэтому если нас немного подташнивает, когда мы съедаем кусочки промокательной бумаги вместе с глотками пива, то это потому, что знаем: назад дороги нет. С этого момента и до той поры, когда ковры закружатся в водовороте и зашепчутся занавески, мы принуждены ждать. Это как сцена в «Gallipoli», когда все готовятся идти в атаку: офицер в блиндаже слушает на граммофоне «Au Fond Du Temple Saint», солдаты курят последние сигареты, пишут письма домой и прикрепляют к стенам траншей своим штыками: каждый действует по-своему при ужасной мысли, что осталось совсем мало времени до свистка, по которому нужно будет карабкаться по лестнице, ведущей к неминуемой гибели. Хотя, конечно, наше положение не такое мучительное и опасное для жизни.
— Еще кружку? — спрашивает Дик.
— Не знаю, — говорю я. — Ты как считаешь?
— Я считаю — почему ты не можешь сказать «да» или «нет», как все другие? — говорит Дик и смотрит, какое впечатление он произвел на остальных.
— Может быть, тебе следовало объяснить, чем это будет хорошо или плохо для меня, — говорю я.
— Хорошо. Еще одно пиво сделает тебя менее напряженным, но ты можешь напиться в результате. Если не пить больше пива, то не случится ни того, ни другого.
— Гм. И как ты считаешь, что мне следует сделать?
— Я не знаю, что происходит у тебя в голове.
— У тебя должно быть некоторое представление — ты же все-таки мой брат.
— О, боже. Я забыл тебе сказать. Мне на днях звонила мама и сказала, что в больнице все перепутали. Оказалось, что ты — сын совершенно невротического профессора, который часами все анализирует, не в состоянии принимать решения и не может просто получать удовольствие, не задавая всех этих сложных вопросов о том, в чем сущность удовольствия, и т. п.
— Здорово. Теперь все становится понятным.
— Так будешь ты пить пиво или нет?
— Не знаю.
Начинают появляться постоянные посетители. Входя, они осматривают зал, останавливаются взглядом на нашей нише ровно настолько, чтобы показать, что видели нас, а потом устраиваются рядом с такими же завсегдатаями у стойки или у стола для игры с бросанием монет. Они здороваются, говоря с сильным акцентом. Иногда они с нарочитой медлительностью оглядываются через плечо и произносят что-то, неизменно встречаемое недобрым смехом.
— Я вдруг понял, почему не хочу больше пива, — говорю я.
Ник начинает крутить головой, пытаясь выяснить, куда я смотрю.
— Не нужно. Они поймут.
— Ты еще не поплыл?
— Я вполне могу быть параноиком без всяких наркотиков.
— Что там о паранойе? — спрашивает Сэффрон.
— Джош поплыл, — говорит Дик.
— Нет, я не поплыл. Меня просто тревожит, что будет, когда мы поплывем. Я хочу сказать, что паб — это не лучшее место.
— Ты боишься, что конская сбруя начнет слезать со стен, у ручек пивных кружек вырастут головы и доска для дротиков окажется космическим вихрем? — говорит Дик.
— Не подсказывай ему, — говорит Сэффрон. Она смотрит на меня то ли с симпатией, то ли с неодобрением. — Ты хочешь пойти в другое место?
— Если все остальные тоже захотят.
— Вот ты всегда так, — говорит Дик. — Сначала ты заставляешь всех делать то, что тебе хочется, а потом делаешь вид, что поступаешь как все.
— Нет. Я только хочу, чтобы мы двигались все вместе, только и всего.
— Да, конечно, если все двигаются так, как ты.
— Забудем. Остаемся здесь. Я хочу напомнить конец «Беспечного ездока», которого вы все видели.
— А, прекрасная сцена. На кладбище, да? — говорит Пит. — Самые лучшие кадры, показывающие действие кислоты.
— Значит, ты балдеешь по черно-белому и в замедленном темпе? Очень любопытно, — говорит Дейв саркастически.
— Я думаю, что он имеет в виду самый конец, — говорит Дик. — Когда наркоманов мочат деревенские.
Все как один поворачиваются в сторону бара.
Все деревенские, как один, поворачиваются в нашу сторону.
В доме обстановка не намного лучше. Сол решил устроить одновременно две вечеринки: одну с бочонками пива, ящиками вина и закусками из «Маркса и Спенсера» для простых людей в футболках для регби или безвкусной одежде, которые, судя по разговорам, могут быть стажерами-младшими администраторами, банковскими клерками, бухгалтерами, ценными клиентами или старшими коллегами в его отрасли, явно прибывшими с намерением поговорить друг с другом до того, как они наберутся настолько, чтобы отправиться в диско-зал, где будут отплясывать, теряя совесть, под хиты трехлетней давности, надеясь соблазнить каких-нибудь представительниц противоположного пола, с кем можно будет пообниматься или даже трахнуться где-нибудь в кустах или в комнате на верхнем этаже, если найдется такая, которой не завладели наркоманы; другая вечеринка для Нас.