— Я просто тревожусь, нет ли опасности для тебя.
— Все в порядке, — говорит она, прижимая к моей руке то, что находится в другой ее руке и оказывается подготовленным презервативом.
Я пробираюсь вниз по ее шее к груди. Мне кажется существенным, чтобы она не почувствовала себя обделенной предварительными ласками.
Но время идет, и мне в голову приходит другая ужасная мысль. Эти ритмические поскрипывания матрасных пружин, которые я пытаюсь услышать — в конце концов, они могут и не быть таким уж существенным показателем. Допустим, например, что Дик просто войдет в свою девушку, немножко там пошлепает, даже не пытаясь задать нужный ритм, кончит и выскочит назад. Никакого скрипа пружин тогда и не услышишь!
Чувствую, что там, внизу, у меня снова ослабла эрекция.
Я пытаюсь сосредоточиться на том, что у Камиллы прелестные грудки, которые уже частично у меня во рту, а моя ладонь наполовину вошла в ее щелку, что ужасно неприлично.
Стараясь не упустить момент, а может быть, просто чтобы покончить со всем этим делом, Камилла начинает раскручивать презерватив на мой пенис.
Я думаю: «О! Девочка разворачивает презерватив на моем члене. Такого еще не было».
Вскоре Камилла теряет терпение и сама вводит меня внутрь.
Я думаю: «Свершилось! Я больше не девственник! Нет больше чертова сопливого, невинного, глупого девственника!»
Потом я думаю: «А так ли это?» Потому что, когда я вытаскиваю свой поршень, мне вдруг приходит в голову, что девственником остаешься, пока не кончишь.
(Оп! На этот счет можно уже не беспокоиться.)
Или, может быть, ты остаешься девственником, пока не кончит твоя партнерша.
(И тогда я еще им остаюсь.)
После моего поспешного, с извинениями, исхода я пытаюсь доставить Камилле ответное удовольствие.
— Не нужно, — говорит она, отводя мою руку в сторону.
— Спасибо, — шепчу я перед тем, как попрощаться долгим поцелуем в губы. — Это было замечательно.
Она ничего не говорит мне в ответ. И хотя позднее я пытаюсь снова договориться с ней о встрече, у нее оказывается слишком много дел — осмотр галерей, посещение соборов, поездки в Верону на целый день и т. д. Иначе она, конечно, с удовольствием бы встретилась.
У нас с Диком просто не хватает дыхания для разговора, когда мы возвращаемся в гостиницу, потому что мы очень спешим, чтобы успеть до окончания ужина. Если мы опоздаем, могут быть неприятности. У Дика во всяком случае, потому что он все еще школьник под опекой учителя.
— Тебе удалось? — говорю я, задыхаясь.
— Ага. А тебе?
— Да.
Мы спешим, подстегиваемые самодовольством. Беспокоит меня лишь одно. Я жду, когда мы устанем и немного замедлим ход.
— Так ты сразу вошел или сначала занялся этими делами с языками и грудями?
— Гм. Да оно как-то само получается, так ведь?
— Да. Да, конечно. Но мне было интересно. Ты обратил внимание, что мы с Камиллой разговаривали?
— Навряд ли. Я был несколько занят.
— Но ты помнишь, что мы с ней говорили?
— Очень смутно.
— И ты начал в тот момент трахать свою девочку? Или это было позднее?
— Бог мой, ты задаешь довольно странные вопросы, — говорит Дик.
Боюсь, что ребята в Путни…
Особенность Оксфорда в том, что он оказывается не таким, каким вы его предполагали. Преподаватели не похожи на милых сумасшедших, не угощают вас хересом и не пытаются завербовать в МИ-5. Дежурные у входа в колледж вовсе не считают вас забавным юным разбойником. Обслуживающий персонал — это не старые преданные слуги, убирающие вашу комнату и дающие мудрые советы; они просто опорожняют мусорную корзину и шпионят за вами. Комнаты не отличаются просторностью и отделкой деревом; обычно это тесная конура в каком-нибудь жутком боковом дворе, построенная вашим колледжем в 60-х годах. Ваши коллеги-студенты не отличаются увлеченностью науками или культурностью — это такие же испорченные, только что окончившие школу подростки, как и все остальные, только с большими претензиями, непонятного классового происхождения, агрессивно-честолюбивые, которых величие окружающей обстановки попеременно заставляет то важничать, то чувствовать себя подавленно.
Все это я постепенно выяснил к середине летнего триместра второго года моего обучения. Но, несмотря на это, иногда выпадают редкие волшебные дни, когда Оксфорд оправдывает все ваши ожидания — со стройными красавицами в соломенных шляпках, пестрыми лугами, пикниками у Чаруэлла, плаванием на плоскодонке «Пимм», духом студенческого товарищества, декадентством и дебоширством; дни, когда начинает казаться, что в конце концов, может быть, не такой уж ужасной ошибкой было приникнуть к этому источнику отчаяния.