— Обида! — повторяет она раздраженным и капризным голосом.
— Ты просто пьяна.
— Можно подумать, что ты не пьян!
— Достаточно трезв, чтобы понять истинную причину, из-за которой ты так разозлилась во время обеда. Все из-за этой истории с виноградом и Петрой.
— Мне было ужасно неловко, если хочешь знать.
— Слава богу, что не ревнуешь.
— С какой стати я должна ревновать к ней?
— И в самом деле, потому что если оставить в стороне те очевидные факты, что она слишком стара для меня и я ни в малейшей мере не увлечен ей, то остается еще одна маленькая деталь: мы с тобой не состоим в близких отношениях.
— Не переживай так сильно.
— Просто мне кажется, что наша дружба не дает тебе права ревновать меня по поводу каждого безобидного флирта.
— Говори что хочешь.
— Да?
— Не хотела говорить об этом, но не думай, что я не обратила внимания на то, как ты избегал меня весь последний год, — говорит она.
— Что? Да ты же все время торчала в этой чертовой библиотеке.
— Прежде это тебе не мешало.
— Послушай, но на последнем курсе по необходимости остается меньше времени для общения.
— Да неужто? Однако его оказывается достаточно, чтобы околачиваться у Маркуса почти каждый вечер.
— Просто мы живем в одном здании.
— И отправляться в Амстердам в свободные выходные.
— Ну и что? Если бы ты курила травку, может быть, я и с тобой ездил бы в Амстердам.
— Думаю, я правильно поняла, почему ты меня избегал, — говорит она.
Я смотрю на нее самым бесстыдным взглядом в надежде, что она не скажет того, что, как мне кажется, собирается сказать.
— Это из-за Дика, верно ведь?
— Нет.
— Потому что ты никогда не простил мне ту крохотную фразу, что Дик круче тебя.
Сука, хочется мне сказать. Хитрая сука. Но я молчу. Я просто холодно смотрю на нее, желая показать, как изумлен, что она может говорить такие вещи, не краснея. А она смотрит в ответ с трепетом и невинностью Бемби в глубоких серых глазах.
Я разжимаю кулак и берусь за бутылку. Она нас сюда завела, может быть, она же поможет и выбраться.
Наполнив наши бокалы, я снова смотрю на Молли и говорю со спокойствием, удивляющим меня самого:
— Ты спала с ним.
Молли так старательно изображает шокированность, что не сразу отвечает.
— Нет, — произносит она наконец.
— Молли, я был там тогда и видел. — И я рассказываю ей об обстоятельствах, при которых открыл их секрет.
— И ты, конечно, был в комнате и видел, как мы занимались любовью, да?
— Ладно, какова твоя версия? Ослепленная необычайным интеллектом моего брата, ты проговорила с ним полночи? Расскажи же, чтобы я наконец-то узнал истину!
— Господи, каким же садистом и уверенным в своей правоте ослом ты иногда бываешь, — говорит она.
— Я просто не люблю, когда мои друзья лгут мне.
— А я не люблю, когда я говорю им правду, а они не верят мне.
— И какова же твоя версия правды?
— Это не моя версия, а то, что произошло в действительности. Я столкнулась с твоим неотразимым донжуаном-братцем во дворе и позвала его к себе выпить стаканчик моего солодового виски, что он и сделал, после чего выпил еще стаканчик и еще, а затем благополучно уснул. Я подумала, не разбудить ли его, но потом решила не делать этого, потому что ты, наверно, еще не вернулся. Я не ложилась и немного почитала — «Отелло», как я припоминаю, что, как ты согласишься, мой дорогой Мавр, было чертовски к месту, — а потом поняла, какое уже позднее время, выпроводила твоего брата и легла в постель. Одна. А если ты мне не веришь, то, честно говоря, мне наплевать, потому что я, со своей стороны, считаю крайне оскорбительным, что ты принимаешь меня за особу, которая может переспать с младшим братом своего друга. Этого тебе достаточно?
Молли закуривает сигарету. Я тоже.
— Да, — говорю я наконец.
Молли молчит.
— Ну, тогда я должен извиниться, — говорю я.
По-прежнему никакой реакции.
— Я очень, очень, очень виноват, — говорю я.
Молли разглядывает меня с подозрением.
— Не просто виноват, — говорю я. — Решительно повержен раскаянием.
— Что-то не вижу коленопреклоненности, — говорит она.
Я опускаюсь на колени и тащусь к ней по полу, молитвенно сложив ладони. «Умоляю, прости меня», — говорю я, жалобно цепляясь за ее колени. Пока я в этой позе, у меня мелькает мысль о том, как хорошо было бы зарыться головой у нее между ног. Я пытаюсь прогнать эту мысль, пока она не завладела мной полностью.
— Достаточно, — говорит она, слегка отталкивая меня. — Ты прощен.