Это, конечно, не еда. Это совершенно не съедобно. Это балласт, который нужно побыстрее заглотать как футеровку для желудка, чтобы подготовить его к новому наступлению на алкоголь.
Оно начинается десятью минутами позже. Брюер направляется к угловому бару, чтобы решить проблемы с кредитом. Бармен Мэлли записывает мелом на доске сумму долга, что должно побудить остальных пьющих потратить не меньше. Два столика заняты чужими. За одним из них группа секси из колледжа «Ох and Cow», но это не страшно: мы их немного знаем.
Мне нужно пописать. Как всегда, мне нужно пописать. Возвращаясь обратно, я встречаю на лестнице Руфуса и Эдварда.
Я пьяно и несколько глуповато улыбаюсь им. Я не сделал ничего такого, чего стоило бы стыдиться, но, глядя на них, я начинаю в этом сомневаться.
— Радвасвидетьхорошовыглядите, — первое, что приходит мне в голову.
— Радует то, — отвечает Руфус, — что ты не пьян в стельку.
— Нет, я совершенно пьян, — говорю я.
Эдвард ухмыляется и обменивается взглядами с Руфусом.
— Мы тебя искали, — говорит Руфус.
— О, мне очень жаль. — С чего вдруг я стал извиняться? — А зачем я вам понадобился?
— Ничего особенного. Мы только что пообедали в «Casse Croute».
— Не может быть. Черт! Черт! Черт! Почему вы меня не позвали? — спрашиваю я.
— Тебя не было на месте, — говорит Руфус.
— Не было, но… ладно. Теперь мы вместе. Я здесь с «Громом». Присоединяйтесь к нам. Я уверен, что возражений не будет.
— Может быть, — говорит Руфус, так что я не могу сообразить: то ли он имеет в виду, что не будет возражений, если он и Эдвард присоединятся к нам, то ли у них могут быть возражения, даже если их не будет у «Грома».
Когда я возвращаюсь к столику, меня ожидает там текила-сламмер, а вот стула нет. Все остальные уже осушили свои стаканы, с шумом и напоказ. Никто не обращает внимания, когда я выпью свой.
Мне нужно найти стул. Свободных стульев нет, поэтому мне приходится сесть на один вместе с Т-Дж., в том конце стола, который выделен отверженным, вдали от Брюера и хорошеньких секретарш. В мое отсутствие был выпит еще один круг текила-сламмеров, и я покорно выпиваю свой. Пузырьки газа ударяют мне в нос, и я чувствую себя не очень хорошо. Black поет, что не стоит плакать. Жизнь замечательна, замечательна.
Все стало несколько расплывчатым, в стиле импрессионистов, как и должно быть после пяти пинт пива и двух текила-сламмеров.
Я как-то замечаю, что на другом конце стола Руфус и Эдвард приняли приглашение Брюера присоединиться к нему. Брюер распространяется о профессионалах и любителях — о тех, кто не умеет держать выпивку и не знаком с хорошими манерами.
Правильно, думаю я, нестоящие люди. Как бы я хотел быть там вместе с ними и включиться в обвинительную речь против тех, кто не умеет держать выпивку и не знаком с хорошими манерами. Но, подавшись вперед, чтобы лучше их слышать, я задеваю чей-то стакан, и он проливается на колени сидящей сбоку от меня секретарши.
— Черт! Крайне сожалею, — говорю я, доставая грязный носовой платок из кармана брюк.
Девушка настойчиво утверждает, что ничего страшного и она вытрет пролитое сама.
Во всяком случае, мне приходится принести ей новый коктейль.
Когда я возвращаюсь с ним, Брюер заявляет, что теперь моя очередь идти за сламмерами.
— Мог бы сказать раньше, я только что был у стойки.
Брюер шепчет что-то Руфусу и Эдварду, и они медленно кивают, глядя на меня.
Но это хорошо. За текилой теперь иду я, и это значит, что я не пропущу очередной раунд «все вдруг».
Мы все накрываем свои стаканы подставками под пиво и дважды крепко стучим донышками по столу. На третьем ударе мы одним ловким движением поднимаем стаканы ко рту, переворачиваем резким движением кисти и выплескиваем пенящееся содержимое себе в горло. Эта операция выполняется по-военному точно, и я еще раз чувствую себя частью единого целого.
— Так вкусно? — спрашивает девушка, коктейль которой я пролил.
— Пожалуй, — говорю я. — Хочешь попробовать?
— Лучше не нужно, — говорит она, — я уже достаточно пьяна.
Вдруг у меня возникает к ней интерес.
— Сигарету? — я предлагаю свою пачку «Консулата».
— Ментол, — говорит она. — От них не становятся бесплодными?
Все так говорят, и я всегда отвечаю одинаково:
— Ну, нужно же как-то снижать потенцию.
Она хихикает.
Будь я трезв, такая реакция опечалила бы меня.
Хорошенькая ли она? Трудно сказать, потому что ее лицо все время теряет фокус.
Я не знаю, о чем еще говорить с ней. Даже если бы знал, то промолчал бы, потому что это было бы нарушением этикета «Грома». Это мальчишеский вечер. Девушки нужны для украшения или чтобы производить на них впечатление, но общение с ними не рекомендуется.