— Ладно, и мне то же самое, — говорю я. Мне нужно немного алкоголя, чтобы успокоить нервы. Покоя не будет, пока я не найду «человека» и не добуду несколько таблеток. Я только что глянул и не обнаружил его на обычном месте — в затемненном алькове у левой звуковой колонки.
Для разнообразия поднимаемся на следующий этаж, который меньше по размеру; там больше пьют и болтают, чем на главном. Молли и Том пытаются со мной разговаривать, но я мысленно не с ними, я думаю только о том, как достать наркотик. Время от времени я покидаю их и подхожу к кому-нибудь, хоть отдаленно похожему, и говорю: «Не знаешь, где достать „Е“?» Но слышу лишь ответы типа «извини, приятель, мы пришли со своими», или «нет, приятель, мы здесь впервые», или «да был тут один тип, часа полтора назад, около танцплощадки, с сумкой как у кенгуру».
Эти сумки как у кенгуру — не знаю, как их правильно называть, но в 1987-м их носили все клубные дилеры, почти хвастливо, как полицейские значки, поэтому последняя подсказка бесполезна. Напомню, что это было время до ввода строгих мер против экстази, и дилеры могли тогда продавать таблетки почти в открытую, как бармен — пиво, и проблем с качеством не было, потому что круг потребителей еще слишком мал, атмосфера добропорядочная, и вороватые торговцы, продающие таблетки от глистов у кошек по 15 фунтов за штуку, еще не нахлынули. Но все равно никогда нельзя быть полностью уверенным, что добудешь наркотик. Предложение ограничено. В этом клубе девяносто девять человек из ста так же, как и я, мучаются, что не могут найти таблетки. Что, если они меня опередят? Что, если, боже упаси, все в этом клубе помешались на экстази и тебе придется довольствоваться алкоголем и никотином?
Ну, где же он, где же он, где же он?
Молли и Том начинают волноваться. Каждый раз, возвращаясь из неудачного похода за наркотиками, я пытаюсь уверить их, что все совершенно нормально, что еще слишком рано, что проблем не будет. Но мне всегда плохо удавалось скрывать свои чувства, особенно если дело касается таких важных вещей, как наркотики, и они глядят на меня как маленькие дети, начавшие задумываться над тем, как Дед Мороз протиснется в камин, если дымоход такое узкий, а внизу еще горит огонь, и зачем ты, папа, рассказываешь нам небылицы?
Но вдруг он появляется, как по волшебству. Не помню, как он выглядит, поэтому звоню брату, чтобы уточнить.
— Привет, брат, я пытаюсь уточнить некоторые факты для книги, которую пишу. Ты помнишь, когда впервые попробовал экстази?
— Вместе с тобой, я думаю. Тогда в Фулхеме, вместе с твоими оксфордскими друзьями.
— Ага. Значит, тогда. Я не пишу о том случае.
В основном потому, что особо писать не о чем. Собрались я, мой брат, его подружка и две красивые девушки, которых я знал по Оксфорду — Карина и Саманта, и мы провели весь вечер в моей грязной гостиной в нижнем этаже, миловались, обменивались поцелуйчиками, но ничего более серьезного, потом завершили дело несколькими сигаретами с марихуаной и отправились спать. И почему мы не занялись сексом? Непонятно. Ужасно досадно. Запомнился только жуткий эпизод в начале, когда Саманта начала тужиться и давиться, и показалось, что она сейчас умрет. На нас уже подействовали таблетки, и это было совершенно не к месту — думать о вызове врачей и сочинять небылицы, если возникнет полиция, тогда как таблетка ясно говорит тебе «don’t worry be happy». Начинаешь понимать, как скверно бывает ребятам на вечеринках, когда кто-нибудь возьмет и помрет от экстази. Плохо для жертвы, еще хуже для родителей, но больше всего мне жалко тех друзей, которые доставали таблетки. Ведь, покупая экстази, ты никогда не делаешь этого в одиночку. То есть кто-то один все организует, собрав с каждого и сложив вместе деньги, и в результате формально становится наркодилером категории «А», могущим получить большой тюремный срок, но этим каждую субботу занимаются тысячи людей, законопослушных во всех других отношениях. Но что происходит при несчастном случае: у тебя на совести оказывается смерть твоего товарища; его родители клеймят тебя убийцей; о тебе с негодованием пишут все газеты, и почти наверняка ты попадешь в тюрьму. Плюс ко всему твой сеанс экстази полетел к черту. И все из-за чего? Из-за того, что твой наглый и ничтожный приятель решил заиметь встречающуюся в одном случае на миллион реакцию на этот наркотик, от которого по статистике гибнет меньше людей, чем от арахисовых орехов. Вот бакалейщика, который продал роковой пакетик орешков, почему-то никогда не объявят убийцей!