Я ухмыляюсь. Теперь, когда я стал танцевать, кайф снова возвращается.
Я все правильно рассчитал. Диджей дошел до той стадии, когда происходит некоторое замедление, и народ начинает это замечать. Те, кто не уходил с площадки, начинают нервничать. Те, кто вернулся из туалетов или бара, хотят узнать, почему ничего не происходит. Начинают свистеть. С надеждой выкрикивают «эсиид». Напряжение явно ощутимо. И вдруг — или нам это показалось? Или диджей бросил сэмпл всем нам знакомого гимна, одной из тех великих мелодий, от которых снова начинаешь балдеть и от которых у всех крыша едет?
Опять напряжение, опять работают челюсти, опять свист, выкрики. Если эти предварительные ласки еще продлятся, мы все сойдем с ума.
Но погодите, вот снова были эти звуки. Сэмпл вокала. И теперь еще несколько знакомых ритмов, которые диджей микширует с текущим треком, перескакивает то туда, то обратно, и каждый раз дразнит нас, добавляя еще кусочек.
Теперь мы все смотрим в сторону сияющей будки диджея, вытянув руки с повернутыми вверх ладонями, делая ими подталкивающие вверх движения, которые должны означать: «Заводи, мистер Диджей», — или манящие жесты, означающие «Иди к нам, хорошая музыка, иди к нам!».
И она приходит.
Она обрушивается на нас огненной лавиной.
Толпа на площадке вздымается вверх в едином порыве. Свист достигает пронзительного фортиссимо.
— Эсиииииид, — запевает кто-то.
— Эсиииииид, — отвечает ему хор.
И, как будто вызываемая каким-то исключительно заразным вирусом счастья, по площадке разносится улыбка, переходя с одного лица на другое.
По мере того как крепнет музыка, моя таблетка начинает действовать снова, и действовать сильно. Лишь пару минут назад я тщательно строил свои движения в танце — не слишком ли я двигаю ногами? как заставить качаться бедра? что бы еще такое выделывать руками? — теперь же мне совершенно безразлично, я весь растворился в музыке, я больше не отдельная личность, а часть некоего огромного гайянского целого, лучезарного вибрирующего организма, в котором все счастливы, все движутся в едином ритме и все в единой стадии кайфа.
В те редкие мгновения, когда я обретаю себя, например когда Молли встречается со мной взглядом и начинает танцевать только для меня — боже, как я люблю Молли, она мой самый лучший друг, — и я хочу в ответ танцевать перед ней и показать, что я с ней, я замечаю, что стопы мои приклеились к полу и я танцую только коленями, бедрами и руками, совершая все эти искусные, извивающиеся культовые движения, которые могут обозначать плодородие и любовь и лучи света и выглядят особенно потрясающе, как я замечаю, в замедленном показе при стробоскопическом освещении. Мне нравится то, что мы делаем. Очень нравится. Так же как это нравится Молли, Томми, Энди и еще двум красивым девушкам, танцевавшим рядом с нами еще минуту назад, а теперь их засосала в наш кружок та атмосфера огромной любви, которую мы создаем вокруг себя, и теперь они танцуют с нами, улыбаются нам, подражают нашим движениям, пьют нашу воду, угощают резинкой, как будто мы были знакомы вечно. Нам всем это очень, очень, очень нравится, и если так будет продолжаться вечно, мы не имеем ничего против.
Но вечно это длиться не может. Совсем не так долго, как хотелось бы, длится это замечательное состояние, и хотя нам удается ценой больших усилий продержаться на танце во время следующего спада и получить некоторое удовольствие — потому что он не идет в сравнение с предыдущими — от следующего пика, но когда диджей начинает снова замедлять темп, мы знаем, что нет смысла ждать, когда он начнет следующий подъем. Без новой таблетки это не пойдет. Мы уходим.
Энди возвращается к своим. Мы с Томми стоим в очереди за пальто, а Молли стоит в очереди в туалет. Мы все еще расплывчато видим контуры, у нас скрипят зубы, очень хочется пожевать резинку и желательно выкурить крепкий косяк, но лучшая часть действия таблетки позади, и клуб начинает пустеть.
Косяк дома у Томми и Молли? Соблазнительно, конечно. Когда выходишь из кайфа, очень нужна хорошая компания, да и крепкая травка, и я люблю эти разговоры после экстази. Но Томми живет в Кэмдене, что совершенно в противоположной от меня стороне, а кроме того, они — пара, и им сейчас есть чем заняться вместо разговоров, и я этому рад, не ревную, я так люблю их обоих, что желаю им только счастья. Поговорим как-нибудь в другой раз.
— Как-нибудь в другой раз, — говорит Молли. — С удовольствием.
Надо сказать, что в последующие несколько недель мы часто видим друг друга по разным причинам. И каждый раз мы вспоминаем, как мы великолепно провели время в тот вечер и что нужно обязательно это повторить.