Когда Мунк был награжден Большим крестом святого Улафа — самым высоким орденом, которым может быть награжден художник в Норвегии, я послал ему поздравление. Он ответил присылкой литографии с изображением свернувшейся клубком собаки. Под рисунком он написал: «Я слишком стар, чтобы интересоваться орденами. И все-таки я рад, что получил этот большой крест. Это порадует всех, кто купил мои картины. Вы не знаете, как за это благодарят? Я не могу идти во дворец. Теперь июль, и я, как всегда, кончил работать. Теперь мне нужно собраться с духом и подать декларацию о размере моих доходов. Вы не знаете, на какую сумму я продал? Нужно искать записки и письма. Если я забуду указать продажу хоть одной единственной картины, они сумеют упрятать меня в тюрьму. Многим надоело мое малевание, они считают, что пора прекратить. Может быть, большой крест их немного напугает. Было бы слишком хорошо, если бы меня оставили в покое и я мог бы работать спокойно. Лучше быть настороже. Найти записки и письма и составить эту декларацию».
Составление декларации налогоплательщика и обложение налогом Мунк считал кошмаром и насмешкой. Он обязательно записывал все полученные суммы. Но ему невозможно было доказать, что из общей суммы доходов нельзя вычитать истраченные деньги. Мунк считал, что деньги истрачены для того, чтобы заработать деньги.
— Нужно же кое-что давать курице, чтобы она неслась.
Он вычитал даже те деньги, которые давал нуждающимся художникам.
— Я же их отдал.
Он пошел к адвокату и попросил его помочь ему составить декларацию. Но как только адвокат сказал, что Мунк не имеет права вычитать ни на питание, ни на плату за квартиру, Мунк отправился к другому адвокату.
— Вот как, я не могу вычитать? А я всегда вычитал. Сколько лет вы работаете адвокатом?
Налоговые власти, как правило, смотрели сквозь пальцы на несколько странные декларации Мунка. Случалось, что вместе с декларацией он присылал письмо, в котором писал понемногу обо всем. Между прочим, не скрывал своего нежелания, чтобы часть его денег шла Густаву Вигеланну.
«Какой смысл в том, чтобы я помогал строить мост в сто десять метров длиной, который Вигеланн желает перекинуть через ручей в одиннадцать метров шириной? Вы видели дворец, предоставленный ему городскими властями Осло? Он похож на тюрьму, а когда там будут поставлены все его скульптурные группы, люди подумают, что сбежали заключенные. Я рад, что у меня хватает денег обнести забором свой дом. Забор должен быть таким высоким, чтобы я не видел его колонны. Она будет тринадцатиметровой высоты. Неплохо, слушайте-ка. Колонна в тринадцать метров.
А теперь ему нужны еще ворота в эту его каменную пустыню. Поверьте, Сберегательный банк Осло сразу же примчится с 250 тысячами крон. Такую сумму я получил бы за роспись ратуши. Да, вы знаете, что мне предложили комнату там на чердаке, на двенадцатом этаже. Но я должен сказать, что мне нравятся его изделия из кованого железа. Может быть, когда все остальное снесут, ворота оставят. А какие ужасные фонари. Это, должно быть, самые отвратительные фонари, которые он видел в Германии».
Мунк не скрывал, что не желает иметь ничего общего с другими художниками. Он не ходил на собрания художников и не желал иметь общие с ними выставки. Когда они просили у него картины для общей выставку он говорил:
— Берите что хотите.
Но на любой выбор реагировал так:
— Нет, не это. Это мне нужно здесь.
В конце концов они уходили с маленьким эскизом.
Когда предстояла выставка моего собрания картин, он сказал:
— Для меня будет, я надеюсь, отдельный зал?
За день до открытия выставки он пришел. В одном из залов вместе с его картинами висели две картины другого художника. Он взял машину и привез две большие картины. Посмотрел на меня и сказал:
— Будьте добры, повесьте эти картины. Они собственно составляют часть «Фриза жизни».