О сносках
Готовя роман к печати Мария Эджворт, желая лучше ознакомить английского читателя с бытом и историей Ирландии середины XVIII века, снабдила его не только подстрочными примечаниями, но и «Глоссарием», помещенным в конце текста «Замка Рэкрент». В связи с этим пришлось ввести следующую систему сносок:
*— Для иноязычных текстов, как обычно;
1*— для подстрочных замечаний самой Марии Эджворт;
1—для примечаний составителя, помещенных в конце книги;
а—для примечаний «Глоссария», составленного Марией Эджворт.
В связи с тем, что в электронной версии книги невозможно реализовать такую систему сносок, все примечания будут идти по порядку с указанием источника сноски.
(*) - прямо в тексте (в скобках и курсивом), например: (* Пер. Ю. Полякова)
Подстрочные замечания самой Марии Эджворт - (Подстрочные замечания М.Э.)
Примечания составителя - (Прим. составителя)
Примечания Глоссария, составленного М. Эджворт - (Глоссарий М.Э.)
Составители электронной версии:
Nikolajs Kudirka
Elena S. http://fb2-epub.ru
ЗАМОК РЭКРЕНТ. Мария Эджворт
ПРЕДИСЛОВИЕ
Предпочтение, отдаваемое публикой анекдоту, давно уже высмеивается и осуждается критиками, которые претендуют на высшую мудрость; но если рассмотреть его в должном свете, предпочтение это служит несомненным доказательством разумности и глубокой философичности нашего времени.
Сколь немногие из всех тех, кто изучает — или, по меньшей мере, читает — историю, извлекают из сих трудов хоть какую-то пользу! Герои истории так приодеты изысканным воображением самозваного историка, изъясняются такой размеренной прозой, действуют из таких божественно высоких или дьявольски низких побуждений, что мало у кого найдется достаточно вкуса, испорченности или героизма, чтоб испытывать участие к их судьбе. К тому же даже в самых достоверных древних и новых историях слишком много неопределенного; и та любовь к истине, которая от рождения присуща некоторым умам, неизменно рождает в них любовь к потайным мемуарам и анекдотам частной жизни. Чувства и характеры людей невозможно с безусловной точностью оценить по их поступкам и поведению на публике; подлинные их характеры можно всего скорее надеяться узнать из их небрежной беседы и отрывочных фраз. Жизнеописание человека, великого или малого, сделанное им самим, семейные и дружеские письма, дневник любого из нас, опубликованный посмертно нашими друзьями или врагами, становятся, по всеобщему признанию, важными литературными документами. Наше горячее желание собирать самые мелкие факты, относящиеся к частной жизни — не только людей великих и добродетельных, но даже и незначительных и порочных, — несомненно оправдывается тем, что, только сравнивая истинное их счастье или несчастье в уединении частной жизни, мы можем по справедливости оценить подлинную награду добродетели и наказание порока. Все моралисты утверждают, что великие мира сего вовсе не так удачливы, как кажется, что такие внешние обстоятельства, как богатство или титул, не составляют еще счастья человека; однако историк не часто может, не теряя достоинства, прервать свое повествование, чтобы проиллюстрировать эту истину; а потому нам остается лишь надеяться на биографа. Понаблюдав, как великолепные герои играют свои роли на высоких всемирных подмостках во всем блеске декораций и театрального освещения, мы настоятельно просим, чтобы нас пустили за кулисы, где мы могли бы разглядеть актеров и актрис поближе.
Некоторым может показаться, что достоинства биографии зависят от вкуса и суждений биографа; на самом же деле они находятся в обратной зависимости от его умственных способностей и литературных талантов. Простой безыскусственный рассказ предпочтительней любого пышно разукрашенного повествования. Естественно предположить, что у человека есть желание нас обмануть, коль скоро мы видим, что у него есть к тому способности; и те, кто привык к литературным поделкам, знают, сколь многим нередко жертвуют ради плавности периода или четкости антитезы.