Мы вернулись во дворец, я посмотрела на Фарина и озвучила очередную необходимость:
— Мне нужны все семьи, кто пытался сватать своих дочерей королю за все время.
— Конечно.
— И информация о его любовницах.
Тут уголки его губ подскочили вверх.
— Всех-всех?
— Если их очень много, то начнем с тех, кто был недавно и с тех, кто был довольно частым гостем. Этой информацией вы располагаете?
— Да, у распорядителя покоев должна быть информация. Девушек готовят заранее.
— У его величества, что, официальный гарем, где ведется книга учета наложниц? — я слегка рассмеялась.
— Гарем — устаревшее понятие, госпожа Николетт. Это скорее придворные дамы, которые не прочь провести время с его величеством, но понимающие, что в жены их не возьмут. Конечно, у нас ведется учет по ним.
— Гарем, — хмыкнула я. — Устаревшее. Ага, ясно. А есть те, кто бывают в его постели, кроме официальных придворных дам?
— Возможно.
— Возможно?
— Эту информацию вы сможете получить только от его величества.
— Ну хоть что-то нормальное. А то я решила, что вы и их записываете. Хотя знаете, было бы неплохо.
На этой ноте мы попрощались, и я отправилась в покои короля. Дверь была заперта, я постучалась несколько раз, а затем оглянулась на охранников на этаже. Один из них пояснил:
— Его величество на заседании парламента. Оно закончится через сорок минут.
— Могли раньше сказать, — проворчала я.
Я отправилась к залу заседаний, который, слава Судьбе, нашла очень быстро. В назначенное время его величество вышел и встретился со мной глазами, а затем осмотрел меня. На его губах заиграла легкая улыбка.
— Я рад, что вы разбавили свой гардероб.
Я сегодня была опять в черных кожаных брюках, но изменила своей куртке. Все равно ведь в помещении. Красная водолазка сидела как влитая, и я знаю почему многие задерживали взгляд на мне сегодня.
— Во дворце тепло, — ответила я.
— Вас что-то привело ко мне?
— Разумеется, мое задание. Мы с вами будем чаще видеться, чем вы думали. Это работа в тандеме, ваше величество. Вы — единственный, кому я буду рассказывать всю информацию.
— А как же начальник отряда и начальник охраны?
— Всю информацию я не буду им передавать, и вам не советую ею делиться.
— Почему? — опешил он.
— Вы идиот? — опять вырвалось у меня.
Его светло-зеленые глаза, как будто, слегка потемнели, а брови сошлись на переносице.
— Николетт, не забывайтесь, с кем вы разговариваете! Иначе, я действительно, расторгну контракт и вышвырну вас отсюда.
— Ваше право, — равнодушно пожала я плечами.
Он сжал челюсти, я увидела, как напряглись его скулы.
— Вы… — он выдержал паузу и затем выплюнул оставшуюся часть предложения. — Такая несносная.
Он серьезно? Я не поверила своим ушам и… рассмеялась.
— Несносная?
— Вы оскорбляете короля.
— А вы пренебрегаете безопасностью. Я — незаинтересованное лицо со стороны, у меня под подозрением будет каждый человек.
Он с неверием смотрел на меня. Ему казалось, что я несу какой-то бред, если подвергаю сомнению даже его приближенных.
— Если вы не идиот, то мой совет примите к сведению, — отчеканила я.
— Если я буду выслушивать ваши оскорбления, то буду двойным идиотом.
— Зато живым, здоровым и с властью, мой король. — Я сказала это, возможно, с легкой насмешкой. Ведь он не был моим королем, но в его глазах заиграло что-то непонятное мне, что-то хищническое.
— Почаще говорите «мой король», и возможно я забуду, что в некоторых ваших предложениях вместо короля, стояло другое слово.
— Ваше эго непомерно велико.
— Как и ваше.
— Оно подкреплено моими делами и репутацией. А что есть у вас? Два года правления, девицы, сидящие между ног и штаб, в котором началась неразбериха и угроза заговора.
Наверное, не стоило так резко извергать эту информацию, ставя ему ее в укор. Я увидела, что я задела. Я замолчала резко, глядя в его глаза. Где-то на задворках сознания, меня мучила совесть и стыд. Но я умела их не слушать, если они были не нужны. И тем не менее, мы было немного стыдно за свои слова.
— Я провожу научные и исторические исследования, я поднимаю огромный пласт культуры во всех странах.
— И ваши труды будут зарублены на самой заре, если вы лишитесь власти. Подумайте над этим.
— Пошла вон!
— Что? — не поверила я.
— Вон с глаз моих! — уже повысил голос он, но все еще не сорвался на крик. — Ты! Бесстыжая, упрямая, несносная, сующая нос не в свои дела!