По прибытии в Париж их, как всегда, встретил и препроводил через таможню глава службы безопасности аэропорта. У выхода уже ждала машина, чтобы доставить всех троих к отелю. После возвращения из Африки телохранители снова перешли на почтительное «ваше высочество» вместо уже ставшего привычным Крики. Казалось странным слышать это от них, но Кристиана смирилась с этим, как и со многим другим.
В «Ритце» ее встретил управляющий отелем и проводил в роскошный номер с окнами, выходившими на Вандомскую площадь. Кристиана постояла у окна, глядя на величественную панораму, повесила вещи в шкаф, заказала чай и принялась нетерпеливо расхаживать по комнате. А затем, совсем как в кино, раздался стук в дверь. Распахнув ее, Кристиана увидела Паркера. В блейзере, брюках и голубой рубашке он показался ей еще красивее, чем прежде. Но не успев даже толком рассмотреть Паркера, Кристиана оказалась в его объятиях. Их поцелуй был таким страстным, что они чуть не задохнулись. Это было выстраданное счастье. Они не виделись почти два месяца. Стоял конец сентября, а они расстались в начале августа.
Наконец Паркер оторвался от губ Кристианы и слегка отстранился, чтобы посмотреть на нее.
— Боже, до чего же ты красивая! — восхищенно выдохнул он.
В Синейфи он привык видеть ее в шортах и кроссовках, без косметики, с волосами, заплетенными в косу. Сейчас на ней было бледно-голубое, под цвет глаз, шерстяное платье и жемчуга, украшавшие шею и уши. И еще высокие каблуки, на что обратила его внимание Кристиана, и Паркер шутливо заметил, что теперь они могут не опасаться змей.
Они собирались прогуляться или посидеть в одном из маленьких кафе на набережной, но вместо этого уже через несколько минут оказались в постели, словно два изголодавшихся человека, которым необходимо насытиться, прежде чем они будут способны на что-либо другое. За два месяца разлуки их потребность друг в друге только возросла.
Удовлетворив первый приступ страсти, они лежали на безупречно выглаженных простынях, глядя друг другу в глаза. Кристиана была не в силах оторваться от Паркера, а он не выпускал ее из объятий. Было уже далеко за полдень, когда они поднялись с постели и приняли ванну. Они упивались друг другом как наркотиком, к которому оба пристрастились и без которого уже не могли обходиться.
Выйдя наконец из отеля, они прошлись по Вандомской площади и свернули на набережную. При виде Паркера Сэм и Макс пришли в восторженное изумление, только теперь сообразив наконец, зачем была затеяна вся эта поездка. Держась на некотором расстоянии, они следовали за влюбленными, которые не могли наговориться друг с другом. Казалось, они и не разлучались. Даже темы разговоров были прежними. Они вспоминали о пребывании в Синейфи, о коллегах, к которым успели привязаться, и о жителях Эритреи, веселых и доброжелательных. Но ни один из них не упомянул о Фионе. Это было слишком тяжело, и им не хотелось омрачать три коротких дня тяжелыми воспоминаниями.
Они посидели в кафе за чашечкой кофе, а затем зашли в церковь Сен-Жермен-де-Пре, где поставили свечи и помолились. Кристиана молилась за жителей Эритреи, за Фиону и за них с Паркером в надежде, что они найдут выход из тупика. Или что отец не станет возражать против их отношений, хотя и понимала, что такое было бы подобно чуду. Она с облегчением узнала, что Паркер тоже католик. В противном случае это стало бы еще одним камнем преткновения на пути к их счастью и, возможно, непреодолимым. По крайней мере с этой стороны можно было не опасаться препятствий. Начиная с шестнадцатого столетия все князья Лихтенштейна были католиками, и отец Кристианы не допускал никаких компромиссов в вопросах религии.
Они вернулись в отель и снова занялись любовью, отложив обед на потом. К тому времени, когда Кристиана облачилась в белый брючный костюм от Диора, купленный в прошлом году в Париже, было уже девять вечера. Миниатюрная и изящная, она выглядела прелестно, когда вышла из отеля под руку с Паркером. Сэм с Максом ждали их в машине.
Доехав до ближайшего бистро, Паркер с Кристианой расположились за столиком. Их интерес друг к другу был поистине неисчерпаем. Они без умолку болтали и смеялись, обмениваясь шутками и информацией, которая волновала их обоих. Кристиана готова была часами слушать о научном проекте Паркера. В Синейфи она многое узнала о СПИДе и теперь относилась к этой теме с живейшим интересом, как и ко всему, связанному с Паркером.
— А как ты, дорогая? Как твой ленточный бизнес? — Так они в шутку называли ее общественную деятельность в Вадуце.
— Кручусь как белка в колесе. Как ни странно, это делает счастливым не только отца, но и людей, для которых я стараюсь. Они чувствуют себя более значительными, что ли, когда я участвую в открытии больницы или еще в чем-то.
Кристиана не переставала удивляться, насколько важным для ее сограждан было ее участие в различных церемониях и мероприятиях. Тот факт, что принцесса перерезает ленточку, пожимает руки, произносит несколько теплых слов, казалось, создавал у них ощущение собственной значимости и причастности к ауре волшебства, окружавшей ее. То была одна из тем, которую они с Паркером часто обсуждали по электронной почте. Разве не странно, спрашивала Кристиана, что тебя обожают и тобой восхищаются исключительно по праву рождения, не зная, что ты за человек и заслуживаешь ли подобного поклонения? Паркер воспринимал это как сказку: вот прекрасная принцесса своей волшебной палочкой насылает на своих подданных счастливые чары. Кристиана рассмеялась, когда он выразил сожаление, что она не может воспользоваться своей волшебной палочкой, чтобы решить их проблемы. Впрочем, снова видеть друг друга было для них невероятным счастьем и благословением. Согревшись в лучах взаимной любви, они чувствовали, что способны преодолеть любые трудности — кроме одного-единственного препятствия. Оно было так велико и неподъемно, что им ничего не оставалось, кроме как ловить украденные мгновения счастья.
Этой ночью они спали в объятиях друг друга, а затем снова занялись любовью. Они не могли насытиться друг другом, их взаимная потребность, телесная и душевная, казалось, была бездонной. Им надо было наверстать два потерянных месяца, и одного уик-энда было явно недостаточно.
— Ты нужна мне на всю жизнь, — серьезно сказал Паркер, лежа рядом с ней в постели.
— Я так мечтаю об этом, — печально проговорила Кристиана. Она не хотела сейчас думать о том, насколько безнадежно их положение. — Если бы это зависело только от меня, я бы уже давно была с тобой. В сущности, я и так твоя, во всех отношениях. — Кроме одного. Она не может выйти за него замуж. Отец никогда не согласится на это, а она никогда не выйдет замуж без его согласия. Нарушить все принципы и традиции, в которых она была воспитана, — не лучшее начало для семейной жизни.
Вопреки всем обстоятельствам Паркер не мыслил себе жизни без Кристианы. Они были знакомы всего семь месяцев, но ему казалось, что он любил ее всегда. Больше всего на свете ему хотелось жениться на ней, но они пообещали друг другу не говорить о будущем и наслаждаться тем недолгим временем, которое было им отпущено. В понедельник Паркер должен был вернуться в Бостон, а Кристиана вылететь в Цюрих.
В субботу они долго бродили по набережной Сены, роясь в книжных развалах, любуясь щенками в магазинчиках, торговавших домашними питомцами, заглядывая в антикварные лавки и художественные галереи. Они прошли всю набережную, прежде чем позволили Максу и Сэмюелу отвезти их назад. Проезжая мимо Лувра, с его роскошью и великолепием, они попытались вообразить, что он представлял собой, когда был резиденцией французских королей. Кристиана с улыбкой заметила, что ее мать происходила из династии Бурбонов и имела право на титул «ее королевское высочество», в то время как отец, будучи потомком князей, мог претендовать только на титул «его светлость». Для Паркера, незнакомого с традициями, в которых выросла Кристиана, это звучало как что-то сказочное и невероятное. Кристиана показала ему паспорт, где значилось только ее имя.