— Бедный Джон. Если бы он был повыше ростом! Возможно, тогда ему не пришлось бы влезать на твой трон, чтобы заявить о себе, — недобро заметила Джоанна.
— Ты дура, Джоанна. Придержи язык.
На сей раз Иден была с ним согласна.
Он поднялся и пересек двор, при этом лицо его выражало отчаянную борьбу, словно истина, к которой он стремился, была перед ним, но превосходила его понимание.
— Столь близко подошли мы к Иерусалиму, — проговорил он со смирением, которого Иден прежде не замечала. — Простит ли мне Христос, если я сделаю еще одну, последнюю попытку?
Джоанна вздохнула. Ей хотелось видеть Иерусалим разрушенным до основания.
Беренгария же дотронулась до его руки, гнев ее прошел, в глазах светилась вера.
— Если ты добьешься успеха, то будешь прославлен как величайший монарх христианского мира, новый Карл Великий. Никто не осмелится противостоять завоевателю, который вернул Христу его Святой Город. Это всегда было твоей мечтой, Ричард. Не отступайся от нее.
Ричард взял обе ее руки в свои и поцеловал их. Он не скрывал своей признательности.
— Благослови тебя Бог, Беренгария. Сердце говорит мне, что ты права. Я смотрел на город только издали. Тогда я не думал, что он покорится мне, но все же так может случиться. — Лоб его разгладился, кровь вновь прихлынула к лицу. — Клянусь святой Девой, иначе и быть не должно! Ведь только вчера один из оруженосцев доставил мне чудесный священный дар. Я собирался рассказать вам... это часть Подлинного Креста, что была захвачена язычниками при Хаттине. Мальчик нашел его под подушкой, на которой лежит моя корона. Ни он, ни другие не знают, как реликвия попала туда. Они называют это чудом. Почему бы и нет? Чудо, хоть, может статься, мы его и не заслужили, как раз то, что нам теперь нужно. И как знать, возможно, Бог и в самом деле посылает нам знамение. Чудо или нет, я буду считать его таковым и сражаться до конца, дабы вернуть Крест в его истинную обитель.
Лицо его озарилось устремлением, словно в былые дни на Сицилии или Кипре. При этом зрелище долго вынашиваемая ненависть Иден куда-то исчезла, и она почувствовала предательское желание снова поверить в легенду, увидеть в нем Золотого Воителя из гавани Акры, непобедимого защитника христианского мира, о котором мечтала Беренгария.
Тут Джоанна издала свой горловой смешок:
— Великолепно, Ричард, просто великолепно. Но я думаю, ты должен кое-что узнать.
— Нет! — воскликнули в один голос Иден и Беренгария.
Ричард был явно сбит с толку.
— Джоанна... не стоит именно сейчас досаждать ему своим эгоизмом, — угрожающе сказала Беренгария.
Намек был вполне очевиден. Не время было говорить о причастности де Жарнака к этому столь необходимому чуду.
Король впервые улыбнулся по-настоящему и расцеловал свою сестру в обе щеки.
— Больше ни слова, Джоанна. Позволь мне сохранить иллюзию. Оставь на время насмешки. Прибереги их до тех пор, пока не окажешься в Иерусалиме. Там тебе понравится.
Джоанна вздохнула, но вернула ему поцелуй.
— Еще больше мне понравится во Франции, — сухо сказала она.
После того как Ричард ушел, она нетерпеливо повернулась к Беренгарии:
— Разве мой брат ребенок, чтобы так его обманывать?
Королева бросила на нее холодный взгляд.
— Разве обязательно быть ребенком, чтобы тебе позволили надеяться? — отпарировала она.
Ее достоинство на короткий момент смутило Джоанну, но затем, сузив глаза, та продолжила:
— Он дал слабую надежду мне... или Иден. И для блага самого де Жарнака он должен узнать правду. Он не может по-прежнему считать предателем человека, возвратившего Подлинный Крест.
— Джоанна, как ты можешь быть столь бестолковой, — бесцеремонно спросила Беренгария, — хотя сама принадлежишь к Плантагенетам? Разве не ясно, что сэр Тристан уязвил гордость Ричарда? Ведь всей душой он любил этого человека. И мог принять его отступничество, лишь ожесточившись сердцем. Так он и сделал, и так должно оставаться. Но, может быть, со временем мы попробуем как-то залечить эту рану... но не сейчас, Джоанна, не сейчас. Сначала должен быть Иерусалим.
Джоанна задумчиво нахмурилась.
— Де Жарнак возвратил Ричарду Крест, доставил его, как подарок. Разве этого недостаточно, чтобы вернуть былое расположение?
Беренгария покачала головой, слегка улыбнувшись подобной наивности:
— Он доставил Крест... но тайно. И он не предложил этот дар от себя как знак своей преданности. Он предоставил это рыцарям святого Иоанна.
— Это слишком деликатно для меня, Беренгария, но, быть может, ты и права. Однажды гордость Ричарда станет причиной его гибели. Но что до Иерусалима, — тут она внимательно посмотрела в лицо своей невестке, — веришь ли ты на самом деле, что мы захватим Священный Город?
— Я верю в то, что чувствует сам Ричард... что мы должны предпринять еще одну, последнюю попытку. Во имя Господа и во имя самих себя. Такой шаг сплотит нас, как ничто другое, ибо отвечает общим чаяниям. Пока же люди ежедневно дезертируют, и это началось после Акры.
— А начало положила Иден, — заметила Джоанна с мрачным юмором. — Вам надо было держаться подальше отсюда, дорогая. Ну а если нужда влекла вас в наше общество, следовало сначала перерезать горло Хьюго де Малфорсу в этих варварских горах, дабы обезопасить себя от непредсказуемых поступков Ричарда.
— Может статься, я еще поступлю так, — беспечно проговорила Иден.
Однако лицо королевы исказилось от огорчения.
— Я поговорю с Ричардом от твоего имени, когда мы останемся с глазу на глаз, — пообещала она. — Будь уверена, он не станет придерживаться подобного варварства. В конце концов, он должен знать, что иначе сильно разгневает свою мать, которую любит больше всех на свете.
Джоанна притворно вздохнула.
— Элеонора находится в Англии, — заметила она.
Почти неделю спустя ясным, пронзительно солнечным утром, немного смягчаемым дувшим с моря бризом, что развеивает песок из-под копыт скачущей лошади, прибыл посланец для Иден — юноша, одетый в черный плащ рыцарей-госпитальеров.
Он принес плохие известия. Стефан, который в первые несколько дней начал быстро поправляться, последнюю ночь провел в горячке и буйстве и теперь был настолько слаб, что вряд ли мог прожить больше одного дня.
Иден немедленно приказала оседлать лошадь и отправилась вслед за вестником в госпиталь. Это было длинное, низкое, мрачноватое строение, некогда являвшееся христианским монастырем. Ни одно окно не выходило на улицу, отчего впечатление витавшей здесь безнадежности еще более усиливалось.
Они проехали через задние ворота, и когда Иден соскользнула с седла, к ней поспешно приблизилась еще одна одетая в черное фигура.
— Миледи, я рад видеть вас, хотя скорблю о причине, повлекшей эту встречу. Я брат Мартин.
Это был тот же рыцарь-врачеватель, с которым ей довелось повстречаться много месяцев назад, когда она искала Уолтера Лангфорда.
— Точно ли он не выживет? Вы вполне уверены?
Голос ее дрожал. Брат Мартин сокрушенно покачал головой.
— Сожалею, но должен подтвердить это. Сейчас он вряд ли осознает окружающее, хотя случаются периоды просветления... И все же, клянусь, еще вчера я считал, что смогу послать вам более радостные вести. Казалось, ему значительно лучше: он уже начал походить на того человека, которым был когда-то.
Иден закусила губу, видения Хоукхеста теснились в ее голове.
— И вы не можете назвать какой-либо причины столь резкого ухудшения? — спросила она, пока они быстро шли по длинным прохладным коридорам, минуя маленькие ароматные садики с лекарственными травами и комнаты, наполненные негромким, суровым гудением мужских голосов.
— Ни одной, которая казалась бы возможной, — сказал брат Мартин. — За одну ночь произошло чудовищное ухудшение, которое не поддается объяснению. Впечатление такое, словно он внезапно вернулся в состояние, когда наиболее зависел от наркотиков, хотя у нас он полностью отказался от них. Это превыше всякого понимания. Никто из нас не может объяснить...