— Не опасаетесь ли вы, что птица попадет в чужие руки?
— К врагам? О, нет, не думаю. Она изрядно натренирована и очень верная. Если она подведет нас, это будет большим несчастьем. Султан объявил личный "джихад" госпитальерам, а также храмовникам. Вместо опиума мы можем получить какой-нибудь яд.
— Почему он питает к вам ненависть? Из-за вашей доблести в сражении? — Рыцари обоих орденов считались очень сильными бойцами, уступавшими разве что самому Львиному Сердцу. Он покачал головой.
— Каждый из нас способен проявить доблесть, когда приходит время. Нет... Причина в том, что мы столь же тверды в своей вере в Бога, как он — в поклонении Аллаху и его пророку.
— Разве не все христиане таковы? — пробормотала Иден, смущенная страстностью его взгляда и речи. —
— Пожалуй, не все, — проронил рыцарь с оттенком иронии, которая показалась ей странно знакомой. Иден подумала о разграблении Сицилии и Кипра и, пристыженная, промолчала. Верят и поклоняются не только Богу. Госпитальер замедлил шаг и откинул полог шатра, опущенный, дабы предохранить от палящего солнца.
— Я обязан предупредить вас. Сэр Уолтер совсем плох. Вероятно, он не сможет говорить с вами.
Иден закусила губу, чтобы унять дрожь, и вступила вслед за ним в шатер, осторожно продвигаясь меж рядов походных коек, состоявших из деревянных планок и набитых шерстью подстилок. Она не поднимала глаз на раненых, не интересуясь их увечьями, равно как и их любопытством к ней. На стоны она старалась не обращать внимания. Сердце молотом стучало в ее груди. Но вот черный рыцарь остановился, и в нос Иден ударил резкий запах трав.
Длинная фигура на постели была недвижима, словно в могиле. Глаза закрыты, лоб и щеки столь же бескровны, как и губы. Голова была совершенно лысой — череп, обтянутый кожей. Сэр Уолтер едва дышал. Стоявший у изголовья кровати госпитальер-врач приподнял тощее запястье и покачал головой. Иден заметила, что пальцы руки были почти лишены ногтей.
— Что у него за рана? — шепнула она. — Он будет...?
— Он был ранен мечом. Мы заштопали его. Но потом он подхватил лихорадку — арнальдию. Мы сделали все, что могли. Он не выживет.
Перед мысленным взором Иден предстала миловидная женщина средних лет, с аккуратно уложенными волосами, стоящая в зале замка в окружении выводка молодых людей — жена сэра Уолтера и шесть его крепких сыновей. Она спросила себя, сколько их отправилось вместе с ним в поход и сколько погибло. Потом она поняла жестокую правду, которую гнала от себя прочь. Сэр Уолтер не мог ничего рассказать.
— Пожалуйста! Я должнаспросить его... Не могли бы вы...
Врач встретил взгляд полных отчаяния зеленых глаз. Он вздохнул. Она была так красива.
— Я не могу разбудить его. Он не спит — это забытье лихорадки. Если его вывести из этого состояния, он будет говорить бессвязные, бессмысленные речи. Милосерднее не тревожить его. Арнальдия причиняет страшные страдания.
Она кивнула, стараясь держать себя в руках. Ей доводилось слышать немало печальных историй об ужасной лихорадке, известной как арнальдия, или леонардия у французов... Выздоровление бывало быстрым, но чаще всего оно не наступало.
Она отвернулась от больного, почти ненавидя его за неспособность помочь ей.
— Если что-нибудь произойдет, если он заговорит... Вы дадите мне знать? Вы спросите его, что сталось со Стефаном де ля Фалезом из Хоукхеста?
Врач кивнул, повторив имя.
— Вряд ли это случится, миледи. — Затем он нахмурил брови. — Стефан из Хоукхеста? Незадолго до вас здесь был рыцарь, который наводил о нем справки. Такой черноволосый...
— Я знаю его, — раздраженно перебила Иден своего собеседника. Можно было и раньше догадаться, что де Жарнак сочтет своей обязанностью предвосхищать ее дальнейшие шаги, хотя бы для уверенности в том, что путь ее не будет заполнен змеями. Она подумала о граде стрел, который пронесся мимо, — жаль, что он этого не видел.
И тут ей на ум пришло еще одно соображение. Быть может, не все для нее было потеряно.
— Из последней вылазки сэра Уолтера вернулись назад три рыцаря. Не можете ли назвать мне их имена?
Ее собеседник явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Они не попадали сюда. Вам лучше расспросить приближенных сэра Уолтера.
— А где мне отыскать их?
Госпитальер пожал плечами, белый крест приподнялся на груди.
— Здесь собралось около сорока тысяч человек, миледи. Я сожалею...
Сильнейшее разочарование охватило Иден. Стоило ей ехать так далеко... за этим? Первый рыцарь бережно препроводил ее к выходу. Он видел ее слезы и лихорадочно пытался найти слова утешения:
— Вы все же можете отыскать их, миледи. Не сомневайтесь, многие пожелают помочь вам... Я наведу справки...
Она вздохнула и позволила отвести себя назад в главный шатер. Это было все равно что искать нужную травинку на горном склоне. Грустно приняла она поводья Балана у послушника и попрощалась, после чего повернула блестевшее от слез лицо к Мэйтгрифону. Когда она вновь поравнялась с Проклятой Башней, позади раздался крик.
— Леди Иден! Подождите!
— Жиль! — Она была просто вне себя, горькое разочарование сменилось кипящей яростью. — Я же сказала, что не желаю видеть тебя рядом! — Она изо всех сил стиснула зубы.
— Нет, подождите! Вы не поняли... — Он указал налево от себя.
Только тогда она заметила более молодого всадника рядом с ним. Это был смуглый мальчик с девичьим лицом, на голове которого красовался искусно завязанный белый тюрбан. Он вполне мог сойти за сарацина.
— Это Джон из Кобдена. Он был... он оруженосец сэра Уолтера.
Глаза Иден засверкали. Она просто не знала, что сказать ему:
— Жиль, я...
— Я знаю. Не думайте об этом. Я просто получил удовольствие, задав несколько вопросов по интересующему вас делу. Бьюсь об заклад, никому из высокородных госпитальеров не пришло в голову, что такая мелкая сошка, как оруженосец, тоже имеет язык и уши — даже если они замечают его существование.
Дрожа от нетерпения, она позволила ему насладиться триумфом. Он явно получал от этого огромное наслаждение.
— Рассказывай, Джон, — повелительно скомандовал Жиль.
Мальчик нервно откашлялся. Он не осмеливался смотреть ей в глаза.
— Это случилось почти год назад... Но я хорошо помню, потому что... Ну, в общем, они отправились в горы. Саладин послал за подкреплением. А нам нужно было узнать их численность. Меня оставили. Сэр Уолтер полагал, что я еще слишком молод, чтобы пойти с ними. — При воспоминании об этом позоре голос его слегка изменился. — Сэр Уолтер возглавлял вылазку. Стефан был его правой рукой. — Мальчик покраснел, когда она пораженно уставилась на него. — Прошу извинить меня, я всегда звал его Стефаном. Он... я... он проявлял ко мне дружеское расположение.
"Что ж, в оправдание этого испуганного мальчишки он и сам когда-то был таким", — улыбнувшись, подумала Иден.
— Ну, короче говоря... Они покинули меня, когда уже смеркалось. А вернулись незадолго до полуночи. Большинство были невредимы, но... Стефан и еще двое замыкали группу. Они замешкались, их заметили и схватили. На следующий день прилетел голубь с требованием выкупа...
— Выкупа! Тогда он жив! — Голос едва не подвел ее.
— Да, леди. По крайней мере, был... год назад. — Мальчик уныло взглянул на нее.
— Но почему я ничего об этом не слышала? Почему же не был уплачен выкуп? Мне должны были дать знать. Я нашла бы средства. Я и так их нашла!
Джон опустил голову.
— Я ничего не знаю об этом. Я однажды спросил сэра Уолтера. Он сказал, что это дело в руках казначея короля.
— Короля? Какого короля?
— Ги, короля Иерусалима, леди. Год назад он был здесь единственным королем.
— Ты разговаривал с этим казначеем?
— Мальчик залился румянцем:
— Не я, миледи. Он слишком большой господин. Но я снова обратился к сэру Уолтеру. — Он замялся.
— Да?
Глаза его затуманились, он закусил губу.
— Сэр Уолтер был... То есть... Он человек не склонный к сантиментам, миледи. Он сказал... он сказал, что мне лучше забыть о Стефане. — Последние слова мальчик произнес, не поднимая глаз от серого песка.