Затем она выпорхнула из комнаты, истома покинула ее тело, и печальные складки исчезли с ее чела. Состояние ее было столь же нереальным, как тот бессвязный сон, в который превратилась ее жизнь, и все ее мысли унеслись прочь, так что ее воспоминания о проведенной ночи ограничивались ощущением удивительного невесомого парения над периной, отведенной ей для отдыха.
На следующий день силы и бодрость почти совсем вернулись к ней, и она смогла сознательно оглядеться вокруг впервые с тех пор, как оказалась в Куал'а Зайдуне. Теперь она испытывала незыблемое спокойствие — возможно, оно было даром того загадочного человека, который правил этой крепостью. В таком случае дар этот был не от мира сего. То, что он сотворил прошедшей ночью с ее изнуренным телом и истерзанным рассудком, было не что иное, как магия, — в этом она не сомневалась. А магия — работа сатаны. Не здесь ли скрывался корень могущества Рашида-эд-Дин-Синана?
Даже если и так, она не могла не чувствовать глубокого облегчения от того, что этим приятным прохладным днем в Масияф она вновь была такой, как раньше. Вскоре стало ясно, что ей предоставлена свобода передвижения по замку. Хотя каждая дверь охранялась, никто не препятствовал ее проходу. Ей даже позволено было прогуливаться во внутренних двориках меж высоких стен с узкими бойницами, через которые солнечные лучи пронизывали струи фонтанов.
Во время одной такой прогулки вскоре после полудня ее обнаружил сэр Хьюго де Малфорс.
— Приятная встреча, Иден.
Она не задрожала и не опустила глаз, но ответила ему долгим, спокойным взглядом. Ее отвращение к нему было неизменно, но вместе с тем существовала и какая-то нелепая близость, ибо он напоминал ей о доме.
— Что вы делаете здесь, сэр Хьюго?
Он вопросительно поднял одну бровь:
— И это все, что вас интересует? Разве вы не стремитесь узнать о злоключениях, приведших меня сюда... безденежного барона, прогнанного из собственного дома, без единого человека, кто мог бы сопровождать меня в странствиях?
Он был весь налит желчью и явно искал ее, чтобы обвинить. Следовало быть осторожной.
— Меня это не касается. Я спросила лишь, что вы здесь делаете.
Он нахмурился:
— Все так же горда? Что ж, можете хранить свое достоинство, леди... но помните, однажды я заставил вас пасть достаточно низко. Тогда я неплохо поразвлекся, и ваш побег совсем меня не обрадовал.
Будь она в Хоукхесте, Иден ужасно испугалась бы, но в окружении могучих стен крепости Рашида Хьюго терял свою значимость, и его злобные выпады почти не беспокоили ее.
— Но мы все исправим, леди Иден, обещаю вам!
Если он рассчитывал вывести ее из равновесия, то просчитался. Она присела на край фонтана и опустила руку в воду, выражение лица по-прежнему оставалось светлым и задумчивым. Казалось, ему никогда больше не добраться до нее.
— Не станете говорить, зачем вы здесь, — проронила она, словно он Ничего не сказал, — и не надо. Меня, как и хозяина этой крепости, заинтересовало лишь случайное стечение обстоятельств, повлекших нашу встречу.
Хьюго оскалил в усмешке великолепные зубы:
— И вы, конечно, опасаетесь? И хотите удостовериться, не касается ли мое дело вас или вашего труса-муженька? Пусть же вами владеет это желание. Одно скажу... когда я закончу свою миссию и отправлюсь домой, то отправлюсь не один. Мы вернемся в Хоукхест вместе, миледи, и продолжим наши забавы. Как вам это понравится?
Она по-прежнему не обнаруживала реакции, хотя горло ее пересохло. Спокойный ответный взгляд разъярил его не меньше, чем ее молчание. Он шагнул к ней и занес руку.
— Осторожней, сэр Хьюго. Рашид сказал, что здесь никто не тронет меня. Не думаю, что вы тот человек, который пойдет наперекор его слову.
Рука его упала, он пренебрежительно фыркнул.
— Не ради шлюхи, которой я уже попользовался, — рявкнул он. — В Масияф найдется кусочек поаппетитнее. — Он приблизил к ней свое лицо, глаза горели ненавистью. — К тому же не я один насладился вашим очарованием. В Яффе есть один рыцарь, который очень к вам неравнодушен. Я, несомненно, увижусь с ним по возвращении. Говорю это, дабы вы могли помолиться о его загубленной душе, ибо при встрече я убью его.
Теперь она не смогла скрыть свой испуг. Глаза ее затравленно метнулись, рука умоляюще поднялась.
— Мощи Христовы! Значит, так оно и есть? — Он довольно захохотал. — Тогда можете молиться уже сейчас, ибо убить его мне будет приятнее, чем самого последнего сарацина.
Весьма довольный собой, он презрительно взглянул на нее и удалился быстрыми шагами.
Беспокойство ее росло, сменяя прежнюю уверенность. Она успела позабыть о брошенном Тристаном вызове, про который тот поведал ей во время их остановки в горах. Теперь, похоже, вызов принят... и она не могла не опасаться за жизнь своего возлюбленного. Страх перед Господом вновь овладел ею. Неужели его наказание таково, что Тристан тоже должен умереть, подобно несчастному Стефану?
Напрасно пыталась она сдержать ужас, который расправлял свои крылья, говоря себе, что необязательно сэр Хьюго станет победителем, что они могут и вовсе не встретиться. Деяния Божьи непредсказуемы, обстоятельства могут сложиться так, что именно сэр Хьюго окажется убитым.
Она подумала было о том, чтобы обратиться за поддержкой к Рашиду, но быстро оставила эту мысль. Какие бы дела ни были у того с де Малфорсом, они важнее личных забот франкской пленницы. Ей следует покинуть этот дворец, отыскать Тристана и упросить отказаться от встречи. Но она уже предвидела мягкую усмешку в его глазах, когда он откажет ей. Иден припомнила, что вызов бросил именно он. Сделать что-либо было невозможно. Оставалось только ждать, какой поворот изберет судьба, раз уж сама она была не в силах повлиять на ход событий.
Ее грустные раздумья прервал неожиданно донесшийся женский смех. Несмотря на намек сэра Хьюго, ей не довелось обнаружить в замке следов присутствия женщин, и смех заинтересовал ее. Ей показалось, что он доносится из круглой башни, расположенной позади окружавших двор внутренних крепостных стен. Решив, что бессмысленно предаваться грусти, она встала, отряхнула юбки и отправилась узнать, в чем дело.
Она вышла со двора через узкую дверь, пересекла еще один небольшой дворик и вступила в башню, стоявшую в одном из углов.
Внутри, одна над другой, располагались три комнаты, соединенные винтовой лестницей. Все были пусты. В каждой из них беспорядочно разбросанные ткани выдавали присутствие женщины. В воздухе витал запах роз, мускуса и пачули. Там же лежали музыкальные инструменты — лютня и рибека, коробочки с красками, прозрачные одежды из газа, украшенные лентами и расшитые золотом и серебром подобно крыльям бабочек. Владелицы должны были находиться где-то неподалеку. Иден прислушалась, но звонкого смеха больше не было слышно.
И все же некий звук безусловно раздавался: тихое настойчивое журчание разливалось в воздухе, но невозможно было разобрать — музыка это или голоса. Она вышла из башни через другую дверь и двинулась в направлении шума. Теперь она оказалась позади замка, там, где начинался горный склон. Крытая дорожка петляла меж рядов каменных столбов, вокруг цвели розовые кусты, их колючие ветви сплетались с темно-зелеными побегами плюща, фиолетовые цветки просвечивали на солнце. В конце, у подножия стены, находилась сводчатая дверь, полускрытая листвой. Из-за двери доносились услышанные ею звуки, приглушенные и нежные — звон струн и поющие низкие голоса. Она повернула железное кольцо и отворила дверь.
Высокие, покрытые плющом стены окружали сад, цветущий, благодаря какому-то чудесному уходу, на голом горном склоне. Трава была такой зеленой, что резало глаз, а тоненькие ручейки текли по выложенным изразцами каналам. Цветов было не слишком много, зато самые изысканные. Яркие лепестки дрожали в воздухе: ярко-красные азалии, цикламены, кремовые лилии, теплые золотистые бутоны крокусов — некоторые укрылись от солнца в тени фруктовых деревьев... фиговых, айвовых, апельсиновых... и единственного громадного кедра, под которым стоял пурпурно-золотой павильон Рашида. Сам сатрап восседал снаружи на покрытом шелком диване, поглаживая голову небольшого изящного леопарда, который растянулся у его ног.