Она поднялась и прошлась по комнате, и хлынувший неудержимо поток слов вернул ее из окружающего безмолвия смерти обратно к берегам рассудка и силы.
— Если бы только я не задержалась, разнежившись, как всегда, в купальне... Конрад потерял терпение — он полдня провел в седле и хотел побыстрее отобедать. В конце концов он сказал, что мне придется обедать одной в наказание за греховные утехи. Он вознамерился посетить друга, Филиппа Бове, который не мог отказать ему в трапезе за своим столом. Я рассмеялась, не подозревая, что это плохо кончится... ведь епископ Бове очень близок ему. Он наклонился поцеловать меня и ушел с влажными волосами и в тунике...
Тон ее потерял начальную бодрость, тем не менее она продолжала:
— Очевидно, епископ уже отобедал, ибо это случилось, когда Конрад вновь направился к дому. — Она теперь стояла возле тела, с нежностью глядя в мертвое лицо. Вытянув руку, коснулась холодного плеча под черным бархатом. — Свернув за угол, он оказался перед двумя монахами, один из которых нес для него письмо. Когда он приблизился, чтобы взять письмо, его закололи в сердце!
Она откинула мантию, покрывавшую неподвижную грудь, и глазам Иден предстали глубокие рапы под запекшейся от крови разорванной туникой.
— Да смилостивится Господь над его душой! — прошептала Иден.
Заметив, что взгляд Изабеллы не может оторваться от ран, она осторожно вернула покров на место.
— Это произошло, — с печальной простотой сказала Изабелла. — Обратно его не вернешь.
Ее лицо приняло выражение холодной жестокости:
— Но осталось мщение! Одного из них растерзали прямо на улице! Зато другой надежно упрятан в моей темнице. Он будет жить, пока не укажет руку, направлявшую это убийство. Он будет жить и просить о смерти.
— Поступайте с ним как знаете, — сказала Иден, почувствовав, что настал ее черед, — но в этом нет нужды. Я могу назвать вам имя.
Она заметила на бледном лице замешательство, смешанное с недоверием. Пока тянулась долгая ночь, она была уверена, что этот момент наступит. Сейчас она раздумывала, выбирая между желанием возмездия и справедливостью. Она расскажет то, что знает... но, как бы сильно ей ни хотелось, не станет упоминать о том, что, хоть и было наверняка правдой, все же пока относилось к области догадок.
— Шейх Рашид-эд-Дин-Синан — спокойно сказала она, — предводитель ассасинов.
Она ничего не стала говорить ни о Ричарде Плантагенете, ни о Ги де Лузиньяне. Пусть тот несчастный в темнице расскажет больше... если сможет.
После первого момента удивления Изабелла вспомнила довольный смех Конрада после захвата одной из лучших галер Рашида и восприняла известие с горестной обреченностью. Но даже в своем несчастье она не удержалась от любопытства по поводу того, как сумела Иден проникнуть в подобную тайну.
И вот, пока рассвет рассеивал тени в этой скорбной комнате, леди Хоукхест, скрупулезно и умело подбирая слова, рассказала историю своей неудачной попытки.
— Если бы Тристан не задержался из-за меня и сам успел бы в Тир...
Изабелла покачала головой.
— Если бы я выбрала другое время для купания, — сказала она. — Это уже не важно. Смерть его была предрешена.
Когда наступило утро, управляющий и слуги пришли просить позволения Забрать тело своего господина для подготовки его к погребению. Иден испуганно покосилась на Изабеллу, опасаясь, что с трудом достигнутое душевное равновесие может быть сейчас нарушено. Однако же этого не случилось — маркиза подняла голову и величественно отдала соответствующие распоряжения, пообещав еще раз прийти к телу под своды часовни, куда его должны были поместить с наибольшими почестями и
После чего, по-прежнему держа себя в руках, она передала последнюю волю Конрада капитану его гарнизона.
— Ключи от города Тир не могут быть переданы никому, кроме посланника Ричарда Английского... или Филиппа Французского.
Когда капитан удалился с бесстрастным лицом, она с горькой иронией посмотрела на Иден.
— Он был верен своим союзникам до самого конца... даже умирая. Сделал ли для него столько же Ричард Плантагенет?
Пристыженная Иден опустила голову и промолчала.
— Он также наказал мне, — продолжала Изабелла приглушенным голосом, — вскоре опять выйти замуж... за сильного человека, который будет способен управлять городом. Тяжело ему было... да и мне тоже... думать об этом моменте... О Иден! — горько воскликнула она. — Из него вышел бы несравненный король!
Слуги отодвинули занавеси на высоких окнах, и Изабелла несколько мгновений простояла, стиснув кулаки, глядя на разгорающееся море вокруг огромной дамбы, построенной первым великим завоевателем — Александром Македонским. Он тоже умер слишком рано, успев, однако, подчинить себе половину мира. Немного погодя ее напряженная фигура обмякла, руки опустились.
— Теперь надлежит отдохнуть, — вновь спокойно произнесла она. — Не хотелось бы, чтобы ослабевшее тело предало меня, ибо я должна показать людям, что есть еще правитель в Тире. Только... прошу вас, Иден, пойдемте в мою спальню. Боюсь, я не смогу лечь одна в эту постель.
Сон помог восстановить силы, но принес также и ужасный, неизбежный миг пробуждения, когда то, что кажется обычным ночным кошмаром, сохраняет свою жестокую реальность и при дневном свете. Проснувшись в решительном настроении и поднявшись с постели, на которой она изведала все радости любви, Изабелла оделась в роскошное черное с золотом платье, цепочку на поясе которого оттягивали ключи от города. Иден она предложила темно-серое платье и серебристое покрывало для головы.
Они снова спустились в приемный зал Конрада, где маркиза, как единственная правительница, села на огромный трон, заполнив его если ни своим хрупким телом, то величием своего присутствия. Немедленно ее вниманием завладели управитель, капеллан и наиболее знатные господа города. Похороны должны были состояться сегодня, в час молебна.
Именно в эту комнату, где собрались негромко переговаривавшиеся скорбными голосами важные и рассудительные сановники, явился слуга, объявивший чересчур звонко для подобных обстоятельств:
— Сеньор Тристан Дамартин, шевалье де Жарнак, просит позволения войти!
Стоявшая рядом с троном Иден побледнела и пошатнулась, затем безмолвно кивнула в ответ на вопросительно поднятую бровь Изабеллы. Ни одна мысль не промелькнула в ее рассудке, лишь смутная, безотчетная тревога наполняла его. Между ними все было кончено. Разве мало она выстрадала? Должен ли он и здесь преследовать ее, вновь обрекая на мучения?
Когда широкие двери еще раз распахнулись, Иден была рада, что из-за всеобщей озабоченности ничей взгляд не обратился на нее, а из-за гудения голосов никто в зале не услышал ее испуганного вскрика, ибо на пороге возник не только мрачный и непреклонный, одетый в доспехи Тристан де Жарнак, но и еще один человек, шатавшийся под облачением, тяжесть которого была ему не под силу, согнувшийся под слишком просторной кольчугой, глаза его смотрели бессмысленно, голова безвольно раскачивалась. Оба направились прямо к тому месту, где она стояла. Вторым был Стефан де ля Фалез.
Видя оцепенение, охватившее Иден, Изабелла произнесла:
— Милорды, прошу вашего снисхождения. Здесь дело, которое я желала бы разобрать с глазу на глаз. С вашего позволения... соблаговолите продолжить беседы в соседнем зале.
Комната быстро опустела, хотя не один любопытный взгляд был обращен на сурового рыцаря и съежившуюся фигуру, без сил упавшую на одну из стоявших у стены скамей.
— Ваш спутник, кажется, нездоров... быть может, ему необходим мой лекарь? — без церемоний спросила Изабелла, обратив взор на рыцаря, чьи словно вылепленные из алебастра черты однажды навели ее на мысли о Люцифере и Архангеле Михаиле.
Де Жарнак коротко поклонился.
— Я располагаю тем единственным лекарством, в котором он нуждается, — последовал учтивый ответ. — Однако я просил бы об отдельной комнате, где мог бы пользовать его. Лекарство это обладает необычным действием.
Изабелла быстро перебрала в уме слышанное ранее от Иден.
— Тогда, шевалье, — проговорила она, бросив исполненный сочувствия взгляд на свою подругу, — это, должно быть, лорд Хоукхест?