— Он самый.
Теперь Тристан тоже обернулся к Иден, которая стояла неподвижно, не сводя с него осуждающих глаз.
Он твердо встретил ее взгляд.
— Вы не рассказали мне про опиум, — сказал он.
Ее глаза расширились, потом покаянно опустились.
Сердце Иден точно сжали холодные пальцы. Она взглянула на него с усталой обреченностью.
— Я думала, вы знали. Знали... обо всем, — ответила она.
— Теперь я глубоко сожалею, что не знал, — произнес он, — хотя в конце концов доставил его сюда. — Голос его был холоден, но глаза молили о прощении. — Я думал лишь вернуть вам мужа, которого вы... и я... так долго разыскивали. Я не мог знать, когда нашел его, что вдобавок вы получите... это.
Она чуть заметно пожала плечами. Мир потерял для нее свое значение.
— Это один и тот же человек.
Тристан попытался оценить, насколько она близка к срыву.
— Когда мы доберемся до Яффы, я помещу его в тамошний госпиталь, — со всей возможной мягкостью сказал он. — Братья там хорошо разбираются в недугах подобного рода, скорее всего, они смогут излечить его.
Неожиданный взрыв леденящего душу смеха донесся со скамьи.
— Могут ли они излечить также и смерть, шевалье? Есть ли у них лекарство от любви? — Голос Стефана звучал дико и был полон боли. Огромные глаза вращались в запавших глазницах. Напоминая шута с вымазанным мелом лицом из какого-то представления, он, однако, не мог уже снять эту маску.
У Иден не было сил смотреть на него.
Видя ее напряженное лицо, Изабелла обратилась к Тристану:
— Сегодня мне предстоит уложить мужа в его гробницу, а вы, похоже, извлекли супруга Иден прямо из могилы. Не задумывались ли вы, милорд, что совершили ошибку и это не принесло ему добра?
Рубиновые искры мелькнули в его глазах.
— Ваше величество, я оплакиваю маркиза, бывшего моим другом, как вы могли узнать из рассказа Иден, не меньше любого из его подданных. Однако вы ошибаетесь, если считаете, что Стефан готов лечь в могилу. Он может... и будет излечен от своей губительной страсти, подобно многим другим.
Изабелла не удостоила его ответом. Он должен был понимать, что говорила она не о реальной могиле.
Иден обуздала свои чувства и пересекла комнату, чтобы сесть подле Стефана. Взяв его тонкую руку, она безнадежно пыталась отыскать в его лице черты мальчика, которого она знала и любила.
— Я знаю, ты не хотел этого, — с болью проговорила она, вспоминая свой отъезд из Куал'а Зайдуна, — и я ничего не собираюсь от тебя требовать, позволь только им попытаться поставить тебя на ноги.
Он обратил на нее свой прозрачный отсутствующий взор, непроизвольно стиснув ей руку.
— Тебе сказали, что они убили его? — спросил он, дрожа всем телом, как стрела, вонзившаяся в землю.
— Эмира? — Она перевела вопросительный взгляд на Тристана. — Это правда?
Тот устало кивнул:
— Это случилось во время набега на караван. Глупец позволил Стефану отправиться вместе с ним. Сам Зайдун погиб в битве. Стефана мы нашли среди раненых. О, — он предвосхитил ее вопрос, — рана не была опасной, просто небольшая контузия. Когда его нашли, он был без чувств. Я так и не мог понять, кто он такой, пока он не пришел в себя. Тогда оказалось, — заметил он с вялой иронией, — что я вроде бы получил возможность... возместить вам некоторые убытки. Он был совершенно прозрачным. Я и не подозревал о его нужде в наркотиках, так же как и в тот раз, когда посетил Куал'а Зайдун и эмир с холодной любезностью ответил мне, что пленник его жив и не может быть продан. Это было все,что он сообщил мне. К несчастью, вы также не рассказали мне больше.
Иден затаила дыхание и повернулась к нему.
— Когда он узнал, что Ибн Зайдун мертв, — безжалостно продолжал Тристан, ибо ей следовало знать все, — он потерял рассудок и метался, словно зверь в клетке. Так продолжалось много часов — больше, чем могут выдержать многие. Вот тогда мы начали понимать, что нечто другое, но не горе питает его безумие. Наконец, он сказал нам, что это опиум. Получив его, он сразу успокоился.
— Значит, вы тоже питали его безумие? — ужаснувшись, спросила Иден.
— Позвольте рассказать вам немного об опиуме, — спокойно сказал он. — Когда человек нуждается в нем, то он должен его иметь, равно как кровь, которая бежит в его жилах. Если он не получает опиум, то испытывает нестерпимые страдания Каждый мускул скручивают судороги. Внутренности разрывает боль. Его безостановочно трясет и мучают приступы рвоты. Вдобавок страдает его душа. Один в целом мире, он испытывает большее отчаяние, чем от потери всех друзей и любимых, которые когда-либо у него были. Вот что испытывает человек, когда лишен того, что для него дороже всего на свете.
Он взглянул на Стефана, который теперь сидел скорчившись, скрестив на груди руки, с глазами, устремленными в никуда.
— Дрожь уже началась. Я лучше уведу его, если маркиза будет столь любезна предоставить нам комнату.
— Разумеется. — Изабелла позвонила в маленький колокольчик.
— Отчего вы не оставили его в Крак-де-Шевалье? Несомненно, среди госпитальеров достаточно хороших врачевателей. Но зачем волочить его бедное тело на такое расстояние? — Иден переполняло сочувствие.
— Оттого, что не знал, где вы окажетесь в случае нашей задержки. У вас есть раздражающая особенность неожиданно исчезать. Мне не хотелось прибыть в Яффу и узнать, что вы отплыли в Англию. Стефан неплохо перенес дорогу. Что до его наружности, то он такой уже несколько месяцев.
Она сделала протестующий жест.
— Тем не менее я намереваюсь отправиться в путь как можно скорее. Чем быстрее он попадет в руки госпитальеров, тем будет лучше для него. Он не должен расходовать впустую те силы, что у него еще остались. Я собираюсь отбыть примерно через два часа.
— Нет! — воскликнула Иден. — Я должна остаться по крайней мере до погребения Конрада. — Она повернулась к Изабелле: — Вы не должны думать, что я оставляю вас в такой момент.
Изабелла быстро подошла и обняла ее:
— Шевалье прав, дорогая моя. Что до остального... то мне придется одной нести бремя этого великого города. Кроме того, я хотела бы, чтобы мой рассудок не был отягощен посторонними мыслями во время последнего прощания с Конрадом. Если вы останетесь, боюсь, мне будет непросто отрешиться от ваших забот.
Иден видела, что в речах маркизы в равной степени присутствовали и доброта и здравый смысл. Она повернулась к Тристану и постаралась спокойно встретить его взгляд.
— Тогда я отправляюсь со Стефаном в Яффу, — сказала она. — Вам больше нет нужды утруждать себя нашими делами. Мы будем в безопасности под защитой эскорта. Вы же, по-видимому, стремитесь поскорее вернуться в свою крепость.
Даже будь Тристан совершенно посторонним человеком, он не заслужил подобного вознаграждения за все, что старался для нее сделать. Но ей совсем не хотелось показывать свои истинные чувства. Вдобавок она не вынесла бы мучительного путешествия в компании Тристана.
Тристан скрыл огорчение за кривой улыбкой, которая давала понять, что он разгадал ее намерения.
— У меня также есть дела в Яффе, — бесстрастно сказал он, — с королем и бароном Стакеси. И еще я должен встретиться со своими людьми. Они до сих пор не знают, что я уже не их командир.
Иден отреагировала только на одно имя.
— Сэр Хьюго? Но ведь не собираетесь же вы...
— Я уже сказал, это мое дело, — резко оборвал ее Тристан.
В дверях появился слуга Изабеллы. Тристан направил его к скамье, где тот попытался уговорить полулежавшего Стефана подняться.
— Так вы будете готовы через два часа? — напомнил он Иден, прежде чем помог невозмутимому слуге поднять Стефана и, поддерживая, вывел его из комнаты. Глядя вслед, Иден подумала, как она ненавидит этого человека.
— Клянусь Богом, — с оттенком восхищения заметила Изабелла, когда двери за ними закрылись, — он настоящий мужчина!
— Клянусь кровью Господней, — страстно воскликнула Иден, — я всей душой желала бы никогда не встречать его... и не покидать пределы Англии!
Изабелла видела, что сердце ее готово разорваться. Обняв ее и крепко прижав к себе, она тихонько проговорила: