Буркнув «до свидания», парни удалились.
Док проводил их до дверей и возник в комнате.
– Чего им надо?
– Судьбу узнать хотели. А судьба – она, как известно, злодейка.
– Что ты ему сказала?
– Посоветовала завтра вечером смотреть телевизор. Но он, конечно, не послушает.
– И что?
– Да откуда ж мне знать? – удивилась я. Док кивнул, но не поверил.
Через две недели меня вновь посетил Чиж по служебной, так сказать, надобности. Рядом с ним стоял высоченный парень с перебитым носом, ранее я его не видела и появлению в своей квартире слегка удивилась: я не люблю перемен, и парни, кстати, тоже их не любили.
– Где Колька? – поинтересовалась я.
– Нету.
– Что значит «нету»? – спросила я больше для порядка, потому что ответ уже знала.
– Похоронили. Десять дней назад. Вот такие дела…
– Жаль парня, – не очень сокрушаясь, заметила я.
Мы перешли к насущным делам. Уже перед уходом Чиж вдруг спросил:
– Это ведь винновая шестерка? Не зря ты ее в руках вертела… Ты ведь знала, что его убьют, так?
– Я знаю то, что мне карты показывают…
– Само собой… – Чиж покачал головой и виновато добавил: – Я ведь раньше не верил… ну… думал – глупость все это, гадание и все такое… и никому бы не поверил, если б своими глазами не увидел… Деньги тебе не зря платят.
– У меня дар, – серьезно заявила я. – От бабушки достался. А у нее от матери. По наследству то есть.
– Ясно, – еще разок кивнул он, после чего удалился, при этом выглядел просветленным, словно ему открылось нечто высокое.
После этого случая ребятишки в городе, не только из нашего района, но и из соседних, стали относиться ко мне с заметной настороженностью. При встрече сдержанно здоровались и были исключительно вежливы, правда, узнать свою судьбу никто из них не спешил. Док утверждает, что они считают меня колдуньей. Может, он и прав. Нет более суеверных людей, чем те, что не в ладах с законом. В общем, покойный Колька успел-таки сделать мне рекламу. Теперь в городе меня знала каждая собака и проявляла ко мне уважение (не собака, конечно, а местная шпана). Отношения у нас сложились дружеские, можно сказать – душевные. В атмосфере этой самой душевности прошел еще год. Ничего нового он не принес, если не считать денег, но они не очень радовали, потому что мы с Доком так и не придумали, куда их тратить. Правда, купили «БМВ», выглядела машина очень прилично, на этом наша фантазия истощилась. Решили было купить квартиру, получше да попросторней, но заленились: не хотелось покидать насиженное место. А народ, ждущий от меня откровений, все прибывал. Кажется, уже весь город охватили, и не по одному разу, а они все откуда-то брались. Стали приезжать клиенты из районов, иногда очень отдаленных. Когда в прихожей возникла гражданка неопределенного возраста и выдающейся комплекции, преодолевшая расстояние в двести километров, чтобы увидеться со мной, я задумалась, а потом и вовсе затосковала. Неужто дар, или что там есть, ниспослан мне для того, чтобы стать всероссийски известной гадалкой? Совсем мне этого не хочется. Неужели нет ему применения поинтереснее?
Дни шли, а я продолжала изводить себя невеселыми мыслями. Док тоже выглядел несчастным и тоже размышлял, иногда даже сожалел, что покинул родную психиатрическую больницу, где приносил явную пользу. Впрочем, Доку проще, вернуться в психушку никогда не поздно, а вот я…
В самый разгар самокопания и анализа своей судьбы, пришедшийся аккурат на Рождество, в нашем доме вновь появились незваные гости, на сей раз рангом повыше. Я читала «Иудейскую войну» Флавия и думала о том, что раньше люди жили веселее, тут в дверь позвонили. Док заспешил в прихожую из своей комнаты, а потом заглянул ко мне и стал делать какие-то тайные знаки, начисто забыв, что это совершенно лишнее. Я уже знала, что у нас дорогой гость, хозяин района, в котором мы обретались. Это именно ему мы усердно платили дань. Звали его Володя, точнее, Владимир Павлович, а кличка была довольно странной – Кума, надо полагать, производная от фамилии Кумачев. Поскольку кличка звучала двусмысленно и с намеком на неуважение, называть его так в глаза никто не решался. Для меня он был Владимир Павлович, встречались мы до сей поры дважды, оба раза в казино, где он был хозяином, а я заходила просадить часть денег, изъятых у доверчивых граждан вполне законным путем. В общем, мы были знакомы, но не настолько, чтоб он запросто навещал меня по вечерам. Я удивилась и, честно говоря, немного струхнула, но лишь до того момента, когда он возник в комнате в сопровождении доверенного лица. Ни одной черной мысли на мой счет. Я порадовалась и заулыбалась, а также принялась демонстрировать гостеприимство.
– Не суетись, – махнул рукой Кума, устраиваясь в кресле. – Я так… заглянул ненадолго.
Я затихла в кресле напротив, продолжая выказывать глубокое удовлетворение от встречи с ним. Сопровождающее лицо ненавязчиво исчезло за дверью, Док попросту не появлялся, в общем, мы сидели одни, Кума прикидывал, как половчее начать разговор, а я удивлялась и его разглядывала.
Он был старше меня года на два, выглядел внушительно и вполне пристойно. Головы по бандитской моде не брил, цепей, колец и браслетов не носил, одевался элегантно. Изъяснялся вполне грамотно, матерился только по крайней необходимости, старался быть справедливым, правда, так, как эта справедливость ему виделась, кровавые разборки не жаловал, беспредельщиков считал мудаками и сам грех убийства на душу по сию пору не брал. В общем, мог считаться вполне приличным парнем. Его уважали, кое-кто очень не любил, а кто-то сильно боялся. Последние несколько дней выдались тяжелыми, и Кума думал и гадал, как жить дальше.
По этой надобности и притащился, но из-за дурацкого форса попросить «погадай» не мог, смотрел на меня и силился изобрести причину, по которой он нанес мне визит. Хотя дело было не только в форсе: его сильно удручал пример Кольки Вихряя, безвременно почившего после лицезрения в моих руках винновой шестерки, но Кума даже самому себе в этом бы не признался. В общем, никуда не торопясь, мы поиграли в кошки-мышки.
– Ехал мимо, дай, думаю, зайду, – без фантазии начал он. – Ты у нас теперь знаменитость…
– Я плачу исправно, – на всякий случай заканючила я. – Расходы большие, менты цепляются, житья нет.
– Да ладно, не о том я… Просто интересно: ты вправду чего умеешь или это фокус какой?
Я вздохнула, потупив глазки и немного помявшись, ответила:
– Конечно, фокус. Тебе врать не буду.
– Да? – Он вроде бы огорчился. – А говорят, что ни скажешь, все в масть.
– Психология, – пожала я плечами. Психология его заинтересовала. Сообразив, что просто так он не отцепится, я предложила: – Могу продемонстрировать, как это делается.
– Давай.
– Начинаю с самого простого. Например, несчастная любовь. Ты криво усмехнулся, значит, таковая тебе не грозит. Финансовые проблемы. Ты хоть и знаешь, что все туфта, насторожился. Я наблюдаю, подмечаю… ну и так далее.
– А карты?
– А карты для порядка. Как же без карт?
– Значит, туфта, говоришь? – пригорюнился Владимир Павлович.
– Ага. Только ты уж, будь добр, об этом помалкивай. У меня хороший бизнес, и налоги я плачу исправно.
Кума усмехнулся, но уходить не спешил, посматривал по сторонам и томился. Мне тоже спешить было некуда, потому что сидела я в собственном кресле, а дел у меня вовсе никаких, и ожидала, решится он произнести то, о чем думал, или так и уйдет, ничего не поведав.
– Жаль, – вдруг сказал он. – Очень бы мне такой человечек пригодился, особенно сейчас. Раскинул бы картишки и сказал, чего ждать следует. – Кума засмеялся, но говорил в общем-то серьезно.
– Чего не могу, того не могу, – огорчилась я. – А врать тебе – никакого желания. Не такой ты человек, чтоб тебе лапшу на уши навешивать. – Я сделала паузу и предложила, поняв, что уходить он по-прежнему не спешит: – Хочешь выпить? Водки у меня, правда, нет, но немного коньяка найдется.