– Что… Трое там? Надо?.. – словно издеваясь, Седьмой принялся выдавливать слова с медлительной отчетливостью.
– Умереть как надо, – перебила, завопив в голос. Кажется, услышали все в лагере.
– Троя не умрет, – деловито сообщил амиот. – Но там, – махнул свободной рукой в направлении леса, явно скопировав мой недавний жест, – неизвестное. Опасно.
– Описаюсь! – наплевав на стыд, прошипела в ответ.
– Что? – Разумеется, он не понял. А я со всей обреченностью осознала: предел.
– Сядь! – силясь надавить на его плечи, завопила так, что все опасное, что, по утверждению амиота, было в этом лесу, обязано было сей же миг окочуриться от страха.
Седьмой, уши которого дрогнули, чуть отклоняясь, послушно присел, явно заинтригованный моей столь яркой эмоциональной реакцией. Монстр бесчувственный!
Дернув комбинезон вниз и смиряясь с неизбежным позором, я опустилась на корточки. Журчащий звук заинтересовал Седьмого меньше моих, судя по жару, покрасневших щек. Спрятавшись от других за его мощной фигурой, я не ожидала внезапного прикосновения мужской руки к щеке.
– Горячо, – не знаю, мне или себе сообщил Седьмой, подтверждая опасения. – Ты полагала, смерть от перегрева?
Он сделал свои дикие выводы, а я…
– Нет, – огрызнулась, избегая смотреть в его глаза и поднимаясь, амиот синхронно распрямился. Подумав, решила пояснить: – Боялась, что лопну.
– О!
Несколько секунд он пялился на меня, анализируя сказанное. Наконец медленно опустил взгляд, очевидно сообразив, в чем причина моих недавних страданий.
– Не смотри!
Проклятая въевшаяся под кожу мораль! Стыд нахлынул с еще большей силой. И почему я так стеснялась лужи под ногами, быстро исчезающей в сыпучей поверхности?
– И почему? – немедленно повторив мой вопрос, потребовал пояснений Седьмой.
Из-за своей глупости оставалось только в отчаянии поднять взгляд к небу. Глаза буквально впились в быстро светлеющую на горизонте сиреневую полосу. С каждой минутой она становилась все шире, ярче и… розовее!
Это… Это оно восходит?!
Смущение отошло на второй план, меня накрыла волна паники – убийственный кошмар сейчас вернется? Со всей отчетливостью вспомнила: амиот сказал «другая звезда», когда объяснял, что ультразвука нет. То есть его испускает розовая? И сейчас приходит ее время?
– С-стыдно, – не думая, что говорю, выдала чистосердечный ответ на вопрос, не отрывая глаз от горизонта, – в туалет ходить при ком-то.
– Стыдно? – Он переспросил, а я вспомнила, с кем говорю. Они и понятий таких не имеют. Седьмой подтвердил догадку. – Ходить в туалет? Функция тела. Одна из. Потребляет ресурсы для получения энергии. Избавляется от вредных и лишних веществ. А что делает «стыдно»? Какая функция?
При других обстоятельствах я бы с его рассуждениями смирилась: так заведено в природе. Надо перебороть стыд, раз все естественно и жизненно необходимо. Но сейчас мне было не до этих вопросов. Совсем иное владело мыслями: ультразвук! Розовое солнце краем диска уже вылезло из-за горизонта, и я, едва успев натянуть скафандр, теряя разум от захлестнувшей паники, подорвалась. Бросилась к тому, кто мог спасти, и обхватила его руками. Меня гнал страх перед неодолимым и инстинктивная потребность в защите.
Какое-то время мы стояли неподвижно: я – в оцепенении предчувствия боли, он – спокойно, с высоты своего роста наблюдая за мной, то ли принюхиваясь, то ли как-то иначе изучая. Минута сменяла минуту, розовый диск с не самой маленькой скоростью поднимался к зениту, но ничего не происходило, и Седьмой привычно спокойно заявил:
– Нет угрозы.
– Нет? – переспросила, не веря, очень уж ярким был в памяти ужас боли.
– Не слышу, – подтвердил чужак.
Сквозь страх пришло осмысление – звук не появился. Почему? Да какая разница! На этой планете наверняка немало явлений, объяснить которые можно, лишь тщательно их изучив. А я не ученый. Для меня главное факт. Амиот тоже вряд ли пытается понять причину, ему достаточно того, что он сам чувствует. А его восприятие лучше моего.
Отмерев, разжала до онемения сжавшие обнаженный торс пальцы, собираясь отступить. Но так этого и не сделала, потому что из груди склонившегося ко мне Седьмого неожиданно раздался гортанный звук, похожий на… мурчание? Раскатистый, мягкий, не угрожающий, скорее приятный, он словно был следствием моего прикосновения!
Это Седьмой одобрил мою инициативу быть к нему ближе? Отчего еще могло так среагировать его тело?
Амиот, похоже, сам не понял. На его обычно безэмоциональном лице отразились растерянность и изумление. Рот удивленно приоткрылся, позволяя выглянуть из-за ранее плотно сомкнутых губ паре острых клыков. Глаза расширились, а следом и зрачки – резко и почти полностью поглотив радужку.