Ряды кукурузы возвышались вдоль самого дальнего от дома края возделанного участка. Туда Делмар добрался в последнюю очередь, а оказавшись там, почувствовал какое-то беспокойство и странное покалывание между плечами — словно оса села на обнаженную кожу и вгоняет жало в плоть — но ощущение это шло изнутри, а не снаружи.
На мгновение его разум заполнился видениями черного щупальца, извивающегося на лице у Линды. Ощущением ее плоти, которую он резал ножом, такой упругой, без малейших следов крови. Делмар согнулся пополам, его внутренности скрутило в узел, но тут вернулся голос, успокаивающе нашептывающий в ухо: не думай об этом, просто не думай об этом, не позволяй себе думать об этом.
И хотя сердце его отчаянно колотилось, Делмар смог выпрямиться. Покалывание исчезло. Он сделал глубокий вдох, обводя взглядом окружающую его красоту — покрытые зеленой травой склоны и щедро родящий огород, разросшийся благодаря его неусыпным заботам. И все же беспокойство не отступало.
За кукурузой раскинулось широкое пастбище, на которое животные почти не забредали. За ним вставала серая пелена тумана. Делмар не обращал на нее внимания — туман был всегда, толстой завесой поднимаясь вверх и сливаясь с нависшими над головой тучами.
Его внимание к пастбищу привлек проблеск света, оранжевого и пульсирующего, как угли в очаге. Костер? Не может быть. Живот скрутило еще раз, потом все прошло.
Ботинки тихо прошуршали по траве.
Сколько он себя помнил, у этого пастбища всегда была одна странность — черное пятно идеально круглой формы, размером примерно с люк, на котором ничего не росло. Это от удара молнией, всегда говорил ему внутренний голос, стоило только Делмару подойти к пятну. Ничего особенного. Ничего важного.
Но сейчас выжженное пятно снова ожило. Делмар увидел изгибающиеся линии, образуемые пульсирующим желтым и оранжевым светом. Еще более странным было то, что нарисованные сиянием кривые складывались в узоры, часть из которых он узнал, хотя его разум словно возвел кирпичную стену между узнаванием и пониманием. Узоры пульсировали.
Звук из-за стены тумана. Всхлип.
Делмар снова ощутил покалывание под кожей. Он шагнул к туманной завесе, хотя голос шепнул ему: не подходи. Держись подальше отсюда.
— Кто там? — он хотел крикнуть, но голосовые связки почти не слушались его.
Из-за тумана все так же доносились всхлипы. Без сомнения, этот звук производил человек. Плачущий мужчина.
Делмар побледнел. С тех пор, как он последний раз слышал здесь человеческий голос, прошло уже много месяцев. Здесь не было никого, кроме его самого, его жены и его дочери, отрезанных от всего мира, точно так, как он и хотел. И сейчас он испытывал замешательство, гнев и отвратительный ползучий страх.
Хуже того, Делмару показалось, что он узнал голос, хотя и не смог его вспомнить. Всхлипы стали громче — так плачет переполненный горем человек, отец, нашедший в багажнике автомобиля труп убитого ребенка.
Делмар сделал еще один шаг по направлению к серой стене.
— Убирайся отсюда, — теперь его голос звучал громче, но все же не с той силой, с какой хотелось бы. — Тут частная собственность. Возвращайся туда, откуда пришел.
Человек в тумане завопил. Так кричат от невыносимой боли, и вопли повторялись снова и снова, словно какие-то мелкие твари вгрызались во внутренности мужчины, разрывая его изнутри. Раньше Делмар уже слышал эту агонию, слышал, как заходится в крике терзаемый пыткой человек, и теперь он заткнул уши, потому что почти мог различить слова. Он пошатнулся и шагнул назад.
Нет, нет, нет! прошипел ему в ухо голос.
Делмар посмотрел вниз. Он едва не наступил на черное пятно, которое больше не горело и не сияло. Его охватила дрожь. Он не понимал, почему, но твердо был уверен, что ему нельзя заходить в круг. Нельзя заступать за край.
Доносящиеся из тумана вопли затихли. Делмар не хотел знать, кто это был, чьи крики он слышал, точно так же, как не хотел знать, почему туман никогда не рассеивается, а небо никогда не проясняется.
Возвращайся к семье. Люби их. И позволь им любить тебя.
И он вернулся на огород, и в душе его царил покой. Пока не начало смеркаться, он успел наполнить собранными початками кукурузы большую деревянную бадью. Он обдерет с них листья, чтобы Линда потом вылущила зерна и законсервировала их. Им нравилось делать эту работу вместе, вместо слов обмениваясь улыбками. Завтра они займутся кукурузой. Ему так хотелось этого.